Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

На станции все пути были забиты составами. Воинские эшелоны стояли даже в тупиках. Из огороженных тесовым забором отхожих мест с надписью «для нижних чинов» несло тяжким зловонием. Офицеры, проходя мимо, прикрывали носы платками; солдаты плевались, ворчали:

— Известки нет, что ли? Берегут… Экономят на всем: на солдатском пайке и даже на этом….

У санитарных поездов, составленных из товарных вагонов с вписанными в круг красными крестами, кокетничали с молодыми подпоручиками хорошенькие сестры милосердия. На платформе у здания вокзала расставлены были линейные часовые. Они сонно глядели перед собой и переминались с ноги на ногу, ожидая, когда их сменят.

Павел об руку с Устей вышел к станции в самый полдень. Солнце лило в упор на головы людей прямые, жгучие лучи. Раскаленная земля жгла ноги сквозь подошвы сапог. Все словно замерло, оцепенело. Составы стояли без паровозов, и трудно было понять, в какую сторону любой из них будет двигаться. Возле депо пыхал реденькими дымками маневровый паровозик. Машинист из окошка своей будки обреченно поглядывал на залитые солнцем вереницы вагонов, видимо не представляя себе, как он и куда их будет растаскивать, чтобы вывести нужный состав на главный путь. Солдаты прятались в короткой тени под вагонами, играли в свайку, в орлянку. Некоторые в сточной канаве стирали белье, сушили, разбросав его прямо на траве, и сами, голые, лежали рядом, перевертываясь с боку на бок, чтобы кожу не сожгло солнцем.

Дорожка вывела Павла и Устю к водогрейке, где несколько солдат ругали на чем свет стоит кубовщика за холодную воду.

Пробежали к вагонам две толстые бабы, неся каждая по полному ведру и от этого кренясь на бок.

Кому холодненького молочка?

— Нам бы от бешеной коровки!

Кто-то пронзительно свистнул. Из вагона окрикнули Павла:

— Солдат, ты где кралю такую себе подцепил?

Устя шла бледная, смятенная. Конец, конец… Это ее последние минуты вместе с Павлом. Сейчас его заберут в какой-нибудь из этих вагонов, где только одни мужики, солдаты и нет ни одной бабы. Когда и где потом она увидит его? Подходя к станции, они договаривались, что разыщут здесь самого старшего генерала и скажут ему: «Мы муж и жена, отправьте нас на позиции вместе».

— Смирно!

Передними словно из-под земли возник высокий костлявый поручик. Выдвинув вперед тяжелую нижнюю челюсть, он повторил команду:

— Солдат, смирно! Руки по швам!

Павел понял: это относится к нему. Но он не знал, что ему надо делать, как отвечать. Стал прямее, вытянув руки.

— Ты почему не отдаешь офицеру чести? С-скотина!

— Не знал я…

— Чего не знал? — голос у поручика сорвался на тонкий визг. — Что надо честь отдавать? На шлюх всяких заглядываешься.

Павел вздрогнул, глаза у него сузились.

— Это не шлюха, это…

— Молчать! — Брови у него поползли вверх. Жесткой, сухой ладонью поручик дважды ударил Павла по лицу. И закричал, подзывая ближнего часового: — Отвести его к коменданту!

Павла много раз били на каторге, но так, по лицу, и с такой брезгливостью и презрением — еще никогда. Он сделал шаг вперед.

— Бить нельзя, не да…

— Нельзя? Вот как надо бить, — теперь уже кулаком хватил поручик Павла.

Удар пришелся по уху, и Павел зашатался. Его в спину толкнул подоспевший часовой и повел по платформе.

Устя побежала за ними. Боже, боже! С одной каторги уйти, чтобы в другую…

К коменданту Устя ворвалась вслед за Павлом. Стоявший у двери солдат не хотел впускать ее.

— Что? — прикрикнула на него Устя. — Пропусти! Я с ним.

Солдат понимающе осклабился.

— Побаловал над тобой парень? Ну, иди, пожалуйся коменданту. Он те еще розог штук двадцать всыпет. Наведет румяна на скромном месте.

Комендант, в чине подполковника, седоватый, с зализанными на макушке волосами, сидел за столом. Солдат-связист прилежно крутил ручку телефонного аппарата, дул в трубку и никак не мог добиться ответа. Подполковник вытащил из кармана белый батистовый платок, смахнул им капли пота со лба, посмотрел на часового, вошедшего вместе с Павлом, потом на Устю.

— Ну? В чем дело? — отрывисто спросил он.

— Его благородие господин поручик Киреев приказали доставить этого солдата к вашему высокоблагородию, — без запинки отчеканил часовой и отступил на шаг в сторону.

— А зачем?

— Не могу знать, ваше высокоблагородие, — так же красиво и звонко выпалил часовой. — Его благородие сами доложат об этом.

— Пошел вон, — приказал подполковник. И к Павлу — украл у нее что или чести лишил?

Павел не успел ответить. Зазвонил телефон — долго, настойчиво. Связист, передавая подполковнику трубку, сказал:

— Ваше высокоблагородие, комендант станции Маньчжурия сами вас вызывают.