— Ага! Давай, — жадно припал подполковник ухом к мембране. — Маньчжурия… Маньчжурия?.. Это я, Черняев. Фогель?.. Куда ты к черту пропал? Никак до тебя не дозвонишься, а паровоз стоит под парами… Забиты все пути, все тупики до единого, — подполковника так и распирала накопившаяся в нем злоба. — Да пойми ты, сейчас у меня на станции разминуться негде! Если встречный подойдет, мне за хвост два состава на линию надо вытаскивать. Что?.. Все есть у меня! Все, что хочешь. Слушай… Записывай. Семь эшелонов пехоты, два — кавалерии. Четыре эшелона снарядов. Есть и фураж. Ну, чего тебе сперва подавать? Почему пропустить? Я говорю чего тебе подавать?.. Не понимаю… Ах, от тебя пропустить? Нет, на запад у меня нет паровозов… Этот повернуть? Почему повернуть?.. Имущество генерала Бильдерлинга? Какое имущество? Сколько?.. Десять вагонов? Идет специальный состав? Прошел уже Хадабулак, скоро у меня будет?.. Фогель, не шути… К черту! Если я паровоз поверну, я тогда лучше санитарный поезд отправлю. У меня их здесь уже три накопилось. Вагоны грязные, из-под угля, каждый день покойников снимаю… Фогель! Фогель!.. Куда ты опять потерялся? Бильдерлинга я задержу, пока не будут свободные паровозы… Что? Приказание главнокомандующего?.. Вне всякой очереди?.. Да откуда, какое у него имущество — десять вагонов? — Он зажал ладонью трубку, выругался и опять закричал — Фогель, Фогель! А я все-таки не пропущу Бильдерлинга. Остановлю… Под суд? Не шутишь? Так прямо в приказе написано?.. Хорошо. Подчиняюсь. Фогель, я поверну паровоз, но рапорт напишу, предупреждаю… Кому?..
Он передал трубку связисту, махнул рукой: «Повесь». Зажал голову ладонями, посидел так, проворчал мрачно:
— Кому? Некому… — Вынул платок и стал вытирать лицо, шею. — Губанов! — От двери отделился ординарец. — Передай дежурному. Паровое повернуть на запад. Подойдет специальный поезд барона Бильдерлинга с… имуществом, подать паровоз под него. Понял?
Губанов повторил приказание.
— Ступай!.. Стой!.. И скажи ему еще: в хвост этого поезда дополнительно один санитарный подцепить. Пока разберутся, хотя до Читы пусть дойдет.
Губанов выскочил за дверь. Подполковник надул щеки, медленно выпустил струю воздуха. Взгляд его остановился на Усте.
— А! Так чего у тебя, красотка, этот гусь стянул?
Но опять зазвонил телефон, и комендант опять взялся за трубку, кинул Усте: «Подожди!»
— Фогель, это опять ты? Чего тебе еще от меня надо? — кричал подполковник в отчаянии. — Я же тебе сказал: Бильдерлинга твоего пропускаю… Что?.. Какие иконы?… А!.. Есть целый вагон… Как отправить?.. Куда?.. Да ты в уме? Они у меня черт-те знает где, в самом дальнем тупике стоят, посреди фуражного эшелона. Я тебе их после войны отправлю… Не могу я их из середины состава вытащить… Как? Тогда весь состав? Да там всякое барахло! Слушай… У меня четыре эшелона со снарядами на главных путях стоят. Тут же и с людьми и санитарные… Как «ну и что же». Жара. Солнце калит, чуть железо на крышах не плавится. Не ровен час рванет — вся станция на воздух полетит и двадцать два батальона солдат… Чей приказ? Куропаткина?.. Что, вам снаряды не нужны разве? Слушай, Фогель, пусть меня расстреляют, но как только будет еще паровоз на восток, я тебе погоню снаряды… Иконы? Не нашел я. Не прибыли еще. Будешь докладывать?.. Это черт знает что, Фогель! И тебе тоже спасибо… Ладно, отправлю… Пропадай Россия! Фогель, помолись там на эти иконы за нее…
Подполковник еще договаривал последние слова, когда в комнату к нему вошел, придерживая шашку рукой, казачий есаул. Он сел на свободный стул и, сцепив кисти рук, положил их на эфес шашки.
— Опять плохие вести, Степан Иванович, — сказал есаул, дождавшись конца телефонного разговора: — японцы осадили Порт-Артур, заняли Волчьи горы.
— Читал проходящие телеграммы?
— Да. И еще не все. В Маньчжурии наши войска отступили от Хайчена.
— И от Хайчена?! — Подполковник вскочил, оттолкнул ногой стул, подошел к лежавшей на другом столе карте, уперся в нее указательным пальцем. — Куда же теперь, к Ляояну? А потом? Ты понимаешь, что это значит, эти бесконечные отступления? Это…
— …позор русской армии, — закончил есаул.
— Нет! Не армии! — гневно закричал подполковник и стукнул кулаком по карте. — Русские солдаты могут драться хорошо. Позор нашим стратегам! И еще не знаю я кому и чему… Я сегодня два раза разговаривал с Фогелем…
— Здесь нижний чин, Степан Иванович, — наклонясь к столу, вполголоса напомнил есаул.
Подполковник сразу осекся, посмотрел в сторону Павла.
— Так что ты натворил, братец?
Павел вытянулся в струнку. Теперь он уже знал, как надо отвечать офицеру.
— Не отдал чести господину поручику, ваше благородие.
— Ваше высокоблагородие, — мягко поправил подполковник. — А дальше?
— Господин поручик три раза ударил меня по лицу и приказал часовому к вам отвести.
— Почему же ты не отдал чести поручику? — подполковнику нравился этот широкоплечий, красивый солдат.
— Не заметил. С женой разговаривал, ваше высокоблагородие.
— Это твоя жена?
— Да.
— Надо говорить: так точно, — опять поправил подполковник. — Устав плохо знаешь… Ты какого полка?