Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

Он прошел квартал до конца и свернул за угол. Тут начиналась уже мостовая. Сам не замечая, Лебедев зашагал еще быстрее, словно его заставлял это делать все более нарастающий шум оживленных улиц. И хотя ему жаль было уходить от весны окраин, от палисадников с нераспустившейся сиренью, от девичьего смеха и песни, но действительно надо было очень торопиться.

Башенные часы уже пробили одиннадцать, когда Лебедев вошел в ворота пятиэтажного каменного дома, стоявшего в узком Тихвинском переулке среди других таких же домов. Он пересек вовсе не освещенный двор, обогнул выступ каменной стены, за которой открылся маленький закоулок, почти ощупью отыскал в конце стены дверь черного хода и стал подниматься по лестнице. На третьем этаже он постучался.

Дверь ему открыл высокий скуластый юноша с большими карими глазами и длинными, упрямо падающими на лоб волосами. На плечи у него была наброшена вытершаяся от времени студенческая тужурка.

— Входи, Михаил, — сказал он, своими сильными жесткими пальцами пожимая Лебедеву руку и сразу же закрывая за ним дверь на ключ. — Ты задержался.

— Если бы у нас с тобой, Арсений, этот день и час не был оговорен заранее, я вовсе не пришел бы.

— Почему? — спросил Арсений, пропуская его в оклеенную серыми обоями узкую комнатку, где стояли только железная койка, заправленная темным суконным одеялом, стол, покрытый газетой, и несколько старых венских стульев. На столе были стопкой сложены книги, лежала раскрытая тетрадь, тянулся голубой дымок от недокуренной папиросы. — Почему не пришел бы?

— Весна, Арсений, — коротко сказал Лебедев, садясь к столу и втискивая папиросу в пепельницу — он терпеть не мог дыма тлеющих окурков.

— Весна? — удивленно спросил Арсений. — Какая весна?

— Обыкновенная. Петербургская весна.

— Ничего не понимаю, — потряс головой Арсений и опустился на заскрипевшую под ним койку. — Что ты имеешь в виду?

— Ну как тебе объяснить… — развел руками Лебедев. — Зеленую траву, на деревьях почки, которые вот-вот лопнут и освободят молодые листки; девичьи песни, смех…

— Тьфу, черт! — засмеялся Арсений. — Я думал, ты говоришь серьезно.

— Вполне серьезно, — подтвердил Лебедев.

Арсений встал, молча прошелся по комнате, поглядывая на него.

— Хорошо. Пусть будет весна, — как бы делая Лебедеву личное одолжение, сказал он наконец.

— А ты несогласен?

— Что-либо оправдывать весной? Несогласен!

— Это еще ничего, — засмеялся Лебедев. — Я подумал, что ты вообще отрицаешь весну. — Он взял со стола книгу, стал ее перелистывать. — Ба! Что это? Геометрия. Студент последнего курса Политехнического института в гимназию готовится поступать?

— Придет Анна, я обещал ей помочь разобраться в одной теореме, — отбирая у Лебедева учебник и отбрасывая свободной рукой со лба длинные волосы, сказал Арсений. — Раиса с Натальей, которые с нею занимаются, сами стали в тупик.

— Это что же, в полночь ты приглашаешь к себе Анну Макаровну заниматься геометрией?

— Ты сам хорошо знаешь, что утром я на лекциях, Анна же работает сейчас во второй смене, — возразил Арсений. — А потом — на меня и девушки и весна не действуют, и потому полночь не имеет никакого значения. Но если ты считаешь, что так неудобно, я не буду с ней больше заниматься.

— Ей нужно учиться, — сказал Лебедев, — и будем считать, что ночь и весна для этого действительно не имеют никакого значения. Что у тебя нового?

— Получил весточку от Скорнякова, из Красноярска.

— А! Интересно. Ну, как у него кружок в мастерских, все существует?

— И даже отлично. Там теперь еще и у Красикова, в фельдшерской школе, тоже очень серьезный кружок. Скорняков положил в Красноярске хорошее начало.

— Не Скорняков, а Ульянов, — поправил его Лебедев. — Скорняков организовал свой кружок именно по совету Ульянова.

— Да, я знаю, — сказал Арсений. — В одном отношении красноярским товарищам хорошо — они имеют возможности. встречаться, советоваться с Ульяновым. Представляешь, какие бывают схватки в таких кружках, где еще народничеством разит за версту! И как дорого получить вовремя от такого человека, как Ульянов, совет, наставление!

— Знаешь, Арсений, я прочел брошюру «Задачи русских социал-демократов». Ее написал Ульянов в Шушенском. Какой ценный для нас труд! Там очень важная мысль о том, что сейчас теоретические воззрения социал-демократов в главных и основных своих чертах достаточно выяснены, — сказал Лебедев, слегка щурясь, припоминая формулировки Ульянова, — и что наиболее животрепещущим вопросом сейчас является вопрос о практической деятельности социал-демократов. Видишь, Арсений, какая это принципиально новая ступень: от разработки вопросов теории — к применению теории в действии, к определению программы социал-демократизма, его приемов деятельности, его тактики. Это уже начало самого действия, это уже теория, которая движет, ведет за собой рабочую массу.

— Надо, чтобы эта мысль захватила очень большое количество людей, — вновь отбрасывая упавшие ему на глаза волосы, проговорил Арсений. — Тогда это будет сила. А сейчас пока, что же, все спорим, конечно, главным образом спорим.