— Почему? — полюбопытствовал Алексей Антонович. — Иностранные путешественники в России всегда окружены вниманием.
— Для этого нужно ехать в Россию через Петербург или через Одессу и затем на Кавказ, — вмешался Маннберг, — а не через Охотск в Восточную Сибирь, как это сделал мсье Лонк де Лоббель.
— Да, конечно, — согласился Алексей Антонович, — на этом пути трудно рассчитывать на дорожные удобства.
— О, я привык к лишениям в дороге! — грациозно сделав пируэт возле печки и вновь к ней припадая, сказал Лонк де Лоббель. — Увы, я не имею возможности с этим считаться.
— Так сказать, путешественник поневоле, — язвительно заметил Киреев.
Маннберг подошел и покачался возле них на носках.
— Разумеется, — сказал он, засовывая руки в карманы. — Охотск — не Марсель, а Шиверск — не Жуанвилль.
— О, Жуанвилль! — воскликнул Лонк де Лоббель.
— Простите, вы француз? — осведомился Алексей Антонович.
— Я родился во Франции.
— Но, еще раз простите — или я ослышался? — вы, кажется, сказали, что являетесь представителем американского…
— О, мсье, — счастливо вздохнул Лонк де Лоббель, — Америка богата, Америка все купит!
— Все — это, так сказать, слишком смелое заявление, — пытаясь сострить, сказал Киреев. — Что такое все? Все есть все. Америка у нас купила Аляску, Америка может купить Охотск, Америка может купить вот этот так называемый Шиверск, всю движимость и недвижимость, — но меня, например, русского дворянина и офицера, Америка не купит.
— Э, нет, в этом, Павел Георгиевич, позвольте мне с вами не согласиться, — возбужденно заговорил Маннберг. — Я держусь совершенно противоположного мнения. Меня, да меня, Маннберга Густава Евгеньевича, как и мсье Лонк де Лоббеля, Америка сможет купить…
— Однако! — воскликнул Киреев.
— О, не поймите меня превратно! Да, за хорошую цену я пойду работать для Америки. Почему нет? Я свободен продавать свой труд тому, кто больше платит…
— Вы, так сказать, весьма откровенны, — опять вмешался Киреев.
— Позвольте, позвольте, — заторопился Маннберг, — это же отвлеченный разговор. Итак, допустим фигурально, меня, как Маннберга, Америка купит, но Россию — вы понимаете, Россию! — нет, Америке не купить, как не купить было Садко богатств великого Новгорода.
— Да? А я уже собираюсь, — довольный спором Киреева с Маннбергом, засмеялся Лонк де Лоббель, — я собираюсь выяснить цены и покупать постепенно у России русских людей, а у русских людей — Россию.
— Вот это подлинно французское остроумие! — восторженно сказал Маннберг. — Не в пример вам, Павел Георгиевич, — упрекнул он Киреева. — Как это: покупать у России русских людей, а у русских людей — Россию? Блестяще сказано! Вы согласны, Павел Георгиевич?
— Мы не слышали мнения хозяина дома, — уклонился Киреев от ответа на вопрос Маннберга.
— Мое мнение, господа, — сказал Алексей Антонович, чувствуя, что он бледнеет и кожа на лице у него начинает стягиваться, — мое мнение, господа, таково: кто продает русскую землю, тот уже не русский человек. Значит, у русских Россию купить нельзя.
— Аляска! — радостно закричал Лонк де Лоббель.
— Я подтверждаю свою мысль: она продана нерусскими русскими, — обдавая француза презрительным взглядом, сказал Алексей Антонович.
— Отличный каламбур! — поклонился Лонк де Лоббель.
— Я продолжаю: а тот, кто продает себя, не только не русский человек, но и не человек даже, ибо люди вообще не продаются, — он вовсе похолодел от внутренней неприязни к своим гостям, — следовательно, Америка купить может не все, мсье Лонк де Лоббель.
Наступила тяжелая пауза.
— Это уже выходит, так сказать, за границы шуток… — начал было Киреев.
Но Маннберг, стремясь предотвратить скандал, нашелся. На этажерке он заметил колоду карт.
— Восхитительно! — воскликнул он, подходя к столу и тасуя карты. — Алексей Антонович, умоляю вас, самую маленькую пулечку! Да, Павел Георгиевич, сыграем, как сегодня утром?
— Против ничего не имею, — еще хмурясь, отозвался Киреев.
— Я плохой преферансист, — сказал Алексей Антонович, — но ради компании…
— Да, да, прошу, ради компании. Всего по четверть копеечки вист. Вы, мсье?
— Только в качестве зрителя и вашего клерка, — подсел тот к столу.
Началась игра. Алексей Антонович объявлял масть осторожно, почти все время передавая игру партнерам. Маннберг торговался упрямо, жадно, часто спасаясь только выгодным прикупом, и то и дело писал ремиз. Киреев, положив ладонь на карты, объявлял:.
— В темную, раз.
— Два, — немедленно отвечал Маннберг.
— Три, — скучно произносил Алексей Антонович.
— Четыре, — не отнимая ладони, говорил Киреев.
Партнеры продолжали торговаться. Киреев не отступал. Первым сдавался Алексей Антонович. Маннберг бился до последней крайности и отказывался только в совершенно безнадежном положении.
Не дрогнув мускулом на лице, Киреев брал прикуп, объявлял мизер. И выигрывал. Ему везло невероятно. В четверть часа он закрыл у себя пульку и стал помогать Маннбергу. Лонк де Лоббель сорвался со своего места и мелкими шажками стал бегать вокруг стола, восклицая:
— Вы — олицетворение счастья!..