Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

— Да, вам дьявольски, везет, Павел Георгиевич, — не выдержал и Маннберг, сдавая карты, — я в жизни еще не видывал такого везения.

— В темную, раз, — хлопнул по картам Киреев. — А вам, Густав Евгеньевич, так сказать, везет, вероятно, в любви?

— О, это очень интересно! — подлетел Лонк де Лоббель. — Расскажите!

— Пас, — торопясь не в свою очередь, сказал Алексей Антонович.

— Трефи, — с сомнением покачивая головой, ответил Маннберг. — Представьте себе, до сих пор не везло.

— Те-те-те! Не верю… В темную, бубны… Вы же недавно подобрали девушку на дороге, Густав Евгеньевич, а в благодарность за это она должна непременно влюбиться. Так следует по законам рыцарских романов, дорогой мой.

— Совершенно верно, — подтвердил Лонк де Лоббель, — иначе на рыцаря может пасть подозрение, — и сам первый засмеялся.

— Черви, — пальцем подсчитывая возможные взятки и косясь на прикуп, сказал Маннберг. — В Сибири эти законы не действуют.

— К сожалению, это и общее несчастье русских женщин, — разочарованно заметил Лонк де Лоббель.

— Кого это вы нашли, Густав Евгеньевич, и где? — полюбопытствовал Алексей Антонович.

— Без козыря.

— Семь пик, — морщась от настойчивости, с какой торговался Киреев, сказал Маннберг. — Да я ведь и не нашел ее, собственно. Просто, возвращаясь из города к себе на участок в страшный буран, нагнал по дороге. Закоченела донельзя, а все. бредет. Посадил к себе в сани…

— Семь пик, — невозмутимо ответил Киреев.

— Играйте, — с досадой бросил карты Маннберг. — Так вот, настолько закоченела, что едва даже добился, как ее зовут. Работу, оказывается, искать ко мне на участок пошла. А куда мне бабу на земляные работы, когда у меня и мужиков хоть отбавляй? Оставил ее у себя щи варить. Все же молодая, хорошенькая, соблюдены все пропорции и в лице какая-то томная грусть, приятно от такой взять тарелку…

— Начало интригующее! — издали крикнул Лонк де Лоббель. — Здесь развязка должна быть непременно одна…

— Ну, и как же ее зовут? — рассеянно спросил Алексей Антонович.

— Елизаветой. А фамилия… кажется, что-то вроде Коронотовой.

— Коронотова! — воскликнул Алексей Антонович, непроизвольным движением откладывая карты в сторону. Небезразличной ему была судьба этой перенесшей много горя женщины.

— Да. А вы ее знаете? — спросил Маннберг.

«Начнутся расспросы», — подумал Алексей Антонович и вслух сказал:

— Нет. Не знаю. Фамилию слышал.

— Раз, в темную, — Киреев по своей привычке жандарма уловил в замешательстве Алексея Антоновича стремление что-то скрыть.

Он долго и внимательно посмотрел на него. Алексея Антоновича покоробило это бесцеремонное разглядывание, и, не сдержав себя, он ответил Кирееву колкостью:

— Вы, Павел Георгиевич, чемпион темных…

— Дел — хотите вы сказать?

— Что вы? — овладевая собой, сказал Алексей Антонович. — Темных… ну, как их иначе назвать?.. партий, что ли…

— Эге, гм… — крякнул Киреев и обратился к Маннбергу — Так у вас, значит, с этой Елизаветой пока, так сказать, еще безнадежно?

— Представьте себе, Павел Георгиевич. Да, кстати, коль разговор об этом: а чем у вас дело закончилось, Алексей Антонович, с этой хорошенькой горничной Ивана Максимовича? У вас, кажется, довольно определенный роман завязывался?

— Эге-ге! — шаловливо поиграл пальцами Лонк де Лоббель.

— Что вы имеете в виду? — медленно, чтобы выиграть время, и не зная, что сказать, спросил Алексей Антонович. Он чувствовал, что кровь приливает у него к лицу, а руки становятся деревянными.

— Боже мой! — воскликнул Маннберг. — Не самый финал, конечно. Не можете же вы на ней жениться!

— Ничем, совершенно ничем, — стараясь тоже быть развязным и думая этим закончить разговор, сказал Алексей Антонович. — В темную, раз.

— Ха-ха-ха! — захохотал Киреев. — Вы — и в темную? Маскировка вам не удалась, Алексей Антонович.

— Да он и не маскировался, — не поняв смысла реплики Киреева, возразил Маннберг, — Алексей Антонович действовал довольно открыто. А где же сейчас эта горничная?

— Этой горничной уже нет, — нервно мешая карты, сказал Алексей Антонович.

— Умерла? — поднял брови Маннберг.

— Ее не стало… — начал Алексей Антонович.

— Mon dieu!.. — воскликнул Лонк де Лоббель.

— Вот как! И давно? — спросил Киреев.

— Этой горничной не стало сразу, как только она ушла от Василева, — закончил Алексей Антонович.

— Ну что ж, вечная ей память, — поправил усики Маннберг. — Вы не чувствуете угрызений совести?

Алексей Антонович промолчал. Он словно не расслышал вопроса. Сидел склонившись к столу и разглядывал записи вистов на листе бумаги. Неприязнь к Маннбергу и особенно к Кирееву, все больше раздражавшему его своим тяжелым, неподвижным взглядом, лишала способности говорить. Хотелось приподняться, ударить по столу, крикнуть что-нибудь грубое, вызывающее.

Из кухни выглянула Ольга Петровна.

— Алешенька, у меня все готово. Можно подавать?

— Пожалуйста, мама, — с облегчением ответил Алексей Антонович. — Тебе не надо помочь?

Лонк де Лоббель заспешил навстречу Ольге Петровне.

Киреев взял карандаш.

— Я думаю, возражений не будет, если мы распишем Алексея Антоновича?

— Расписывайте, — сказал Алексей Антонович и встал.