А уж напоследок, позвав с собой Баклана в качестве переводчика и Гоку, призванного изображать «злого следователя», отправился допрашивать заинтриговавшего меня задержанного. Итуру, словивший стрелу в плечо, выглядел неважно, и я подозревал, что разговор получится не сильно длинный и информативный, но всё равно, подготовку к нему следовало провести основательную: сначала ты работаешь на репутацию, потом репутация работает на тебя. Среди папуасов обо мне уже ходила слава ужасного колдуна и великого воителя, и особых усилий для сохранения подобного представления у окружающих прилагать не приходилось, но человеку новому требовалось сразу же продемонстрировать, что перед ним не хрен собачий.
Мы удобно уселись на ворох травы, заботливо натасканный сунийцами. Солнце из-за наших голов било в лицо сидящему на корточках пленному. Я отхлебнул из бамбукового стебля. Допрашиваемый облизнулся сухими губами при виде пьющего воду человека, но больше никак не выдал свою жажду.
«Спроси его, кто он такой» — велел я Баклану — «Он не похож на…» — я замялся — «…Того, Кто Ходит Между Деревнями И Меняет Разные Вещи». В языке аборигенов Пеу не существовало слов «торговец» или «купец», поэтому пришлось на ходу придумывать словесный оборот для обозначения данного вида деятельности. Но вохеец меня прекрасно понял, в отличие от Гоку, на лице которого отражалась напряжённая работа мысли: что же такое сейчас выдал «пану олени» Сонаваралинга. В общем-то, это некоторое выпадение из образа «злого мента», который должен злобно скалиться и отвешивать подозреваемому тумаки — ну ладно, пусть будет не только злобным, но и туповатым в придачу.
Баклан начал что-то требовательно говорить, кивая периодически на меня. Пленный немного помолчал. Я уже собирался дать сигнал текокцу, чтобы он простимулировал вербальную активность чужака хорошей затрещиной, но тот, наконец, начал отвечать.
Если я хоть чуть-чуть разбираюсь в эмоциях, мой переводчик был услышанным несколько обескуражен. Причём если сначала на лице его читалось легкое удивление, то в конце физиономия Баклана выражала сложную смесь офигевания со злорадством.
— Говори, что тебе сказал чужак! — стараясь не показать нетерпения и любопытства, потребовал я у вохейца.
— Его зовут Шщххагхор — начал Итуру (ох уж эти вохейские нагромождения шипящих, мне лично в имени, которое назвал пленный, слышалось просто «Шагхор») — Он не вохеец. А тусатишхива.
— Кто?!
Потратив минут пять, удалось выяснить, что это жители уже знакомого мне по рассказам государства Тузт, расположенного на острове Укрия, что находится на север от Вохе.
— Ты его хорошо понимаешь? — озабоченно спросил я, помня, как первое время мучился, общаясь с Бакланом и Сектантом.
— Понимаю — развеял мои опасения вохеец — Он очень хорошо по-нашему говорит. Как наши высокорожденные — последнее произнесено было с той непередаваемой смесью зависти и презрения, какой иные граждане в прежней моей жизни произносили слово «буржуй».
— Это как? — уточнил я.
В ответ Баклан неопределённо промычал что-то насчёт высокорожденных, у которых хватает времени и денег, чтобы учиться письму и искусству красиво говорить. Так точно, классовая ненависть во всей красе. А попавший в наши руки гусь залётный не прост: коль балакает как образованный человек, да ещё на чужом для него вохейском.
— Ты спросил, что он среди Тех, Кто Ходит Между Деревнями И Меняет Разные Вещи, делал? — пришлось напомнить горе-переводчику.
— Да — сказал Итуру — Он… — здесь Баклан в затруднении остановился.
— Что, он? — я уже начал терять терпение.
Вохеец продолжал молчать, готовый чуть ли расплакаться.
— Этого слова нет в нашем языке? — кажется, догадался я.
— Да — с видимым облегчением сказал вохеец.
— Тогда опиши подробно, чем занимается наш гость — пришёл я ему на помощь.
Тут я заметил, что тузтец внимательно наблюдает за нами, глядя снизу вверх, и даже прислушивается к разговору, и, кажется, ухмыляется, видя затруднения допрашивающих. Непорядок.
«Гоку» — повернулся я к разведчику-текокцу и указал на пленного — «Мне не нравится, что этот чужак скалит зубы. Объясни ему, что улыбаться он будет только, когда ему разрешат». Тот подскочил к Тагору и, схватив его за плечо, прорычал что-то насчёт отрезания гениталий и скармливания их свиньям. Ухмылка сползла у тузтца с лица. Вот так-то оно лучше.
— Он воин — начал Баклан (употребив для обозначения воинской профессии «регой») — Типулу-таки одного острова, не Тузта, а другого, воевал с Вохе. У него было мало своих воинов, поэтому он позвал регоев с других островов, чтобы они помогли ему победить вохейцев. За это тот типулу-таки пообещал им долю в добыче. Была большая битва. Дождь назад. Тагор тогда был ранен и попал в плен к вохейцам.
Здесь Итуру вновь замолчал, подыскивая походящие слова.