Хрен знат 2

— Не-е-е, — сказали они почти в унисон, — туда нам нельзя! Врачиха не разрешает, и Чапа будет ругать.

— Да кто он такой, этот Чапа⁈ — продолжал подначивать я. — Нашли, понимаешь, авторитета!

— Ты так не говори, — насупился сероглазый пацан с оспиной на виске, — Чапа больной.

— Настоящий больной! — подтвердил его тёзка, тот, что с ямочкой на подбородке.

— А вы что, не настоящие?

— Мы поболеем и снова станем здоровыми, а он тут навсегда. И ходит всё хуже и хуже. Отвезут на месяц в детдом, он немножко в школе поучится и снова в палату. Ему жить осталось год или два. Он сам говорил…

— Ладно, отбой тревоги…

— Чего? — не поняли пацаны.

Я резко поднялся и рыкнул, вращая глазами:

— А ну… жопа к стенке!

Как ветром смело!

Глядя на них, я подумал… верней, не подумал, а вспомнил, что никакой это не страх и не чувство долга. А просто одна из традиций нашей палаты — всегда признавать главенство безродного пацана Чапы. Потому что ничем другим ему невозможно помочь.

Вот так, незаметно, «тик-так, тик-так» качается маятник жизни. Для кого-то часы пробьют через год, для кого-то чуть дольше. А я доживу до времён, когда лопнет пружина и всё перевернётся с ног на голову. Героем для взрослых станет не маршал Жуков, а генерал Власов. Что же до будущего страны… и мальчишкам с девчонками найдётся пример для подражания, тот же Слоёнов из «Республики ШКИД». У кого больше денег — тот и король. Неважно, двоечник ты или отличник, выпускник или первоклашка. Покупай чипсы для авторитетов, вдоволь пои кока-колой и быть тебе таким, как они. А Чапы в том времени просто не выживают…

Постепенно спадала жара, стало быть, вечерело. Часов в нашей палате не было, но судя по внутренним ощущениям, дело шло к ужину. Пару раз подходил Деев. Подгонял под размер моей головы заготовку для форменного картуза. Судя по ней, ни картинок, ни карикатур на моей фуражке не будет. Только голый газетный текст с заголовками. В принципе, наплевать, но хотелось бы покрасивше. Сидел бы ещё, да пришла процедурная медсестра. По пещерам!

Желудок то тупо болел, то звал меня на горшок. Никак не хотел успокаиваться. Таблетки с микстурой я кое-как ещё выпил, а вот от ужина решил отказаться. Не ходил за тарелкой, пока не увидел, что в неё наливают мой любимый молочный суп. В прошлом детстве я звал его «ножки с ложки». Ни фиг бы, казалось, деликатес, а тысячу лет не пробовал! Что в нём? — кипячёное молоко, да совдеповские макароны, настоящие, длинные, в трубочку. Вермишель и крупа не катят. Это уже не молочный суп, а так… перевод продуктов.

Вы даже не представляете, какой это кайф! Сначала выхлебать юшку, а потом макарошки, по одному! Жаль только, молоко было не сладким и не солёным, каким-то «больничным» на вкус. То же самое и котлета. Откуда в ней взяться румяной корочке, если даже рис на пару? Не хотел, а сожрал.

После ужина к Юрке пришли. Ничего, кажется, удивительного (ко всем, кроме Чапы, приходят родители), если бы они не назвали его Володей. Я так обрадовался: надо ж как подфартило, вычислил наконец! Был в нашем городе некий Владимир Дядюра, директор сельхозтехникума. Личность до того непубличная, что даже мне, журналюге, так и не довелось не то чтобы взять у него интервью, а даже поговорить. То у него уборочная, то совещание, то посевная. Видел один раз, на демонстрации, издали. Хоть сейчас наверстаю!

Естественно, Ю… тьфу ты! — Вовке натащили жратвы. Два раза бегал в палату и возвращался обратно. Но больше всего он обрадовался не пирожкам, не домашнему сельдесону, а шёлковым ниткам в мотках на бумажных шпульках. Чёрные оставил себе, а белые отдал Чапе.

Раньше было не до того, только сейчас заметил, что многие пацаны вязали авоськи. Да почти все, исключая меня и Вовок, которые первоклашки. У кого-то они были привязаны к спинке кровати, в ногах. Другие, как Ю… то есть, Вовка, хранили их в тумбочке.

Мой новый картуз был готов. Сидел на башке, как влитой. И самое видное место на нём занимала телепрограмма. Верней, две: Краснодарская и Пятигорская. Только они мало чем отличались. И там и там в 9.00 «На зарядку становись!», утренняя гимнастика для детей; в 9.15 — «Будильник», в 9.45…

— Хочешь, вязать научу?

— Что? — переспросил я.

Чапа просунул иглу через две петли, придержал будущий узел указательным пальцем. И пока длинная нитка шла на долгий затяг, киданул в мою сторону свои бесцветные зенки:

— Вязать, говорю, научить?

А в них, в этих зенках, ни облачка, ни уныния, ни подленькой задней мысли.

— Спасибо, но меня уже научили, — не подумав, сказал я.

— Кто это⁈ — удивился сосед.

Я бы даже сказал, удивился всем телом. Задница подпрыгнула на матраце, левая рука вместе с плашкой немного дёрнулась ввысь, а правая повелась в сторону. Не Чапа, а человек-эмоция.