Хрен знат 2

И тут произошло неожиданное. Не успел я, как следует, себя похвалить, распорядитель откашлялся в микрофон и произнёс:

— Товарищи участники семинара! По плану мероприятий, дальше у нас экскурсия на мебельный комбинат, короткая встреча с коллективом коммунистического труда и ужин в рабочей столовой. Автобусы подождут, дайте сначала выйти гостям…

Фразу насчёт автобусов он произнёс под грохот отодвигаемых стульев. Лирики встали как школьники перед уроком и, выждав момент, ринулись вон.

Вот тебе бабушка и юркнула в дверь! Как по мне, так ну б его на фиг, чуть что, есть ещё пирожки. А Витёк воспарял духом. Иван Кириллович тоже заметно повеселел: командировочные, етить его в кочерыжку!

* * *

На улице люди разбивались на группы, и стало казаться, что их не так уж и много. От здания библиотеки на улицу Красную один за другим выруливали автобусы. Все они были при надписях «Вахта», или «Служебный». Только на нашем ПАЗике красовалась табличка «Пресса». Прохожие подходили к Василию Кузьмичу, спрашивали:

— Правда ли, что приехал сам Лев Кассиль?

Достали его так, что взмолился:

— Хорош уже гаить, дым из ушей скоро пойдёт!

Только расселись по креслам, «Сам Лев Абрамович» откуда-то нарисовался. И в окно:

— Вы Женю Титаренко не видели?

— А кто это? — спросил Киричек.

Хорошо хоть, на улице его не расслышали.

В знак уважения, водитель заглушил двигатель. Иван Беляков (до сих пор не пойму, почему это он у нас старший?) снизошёл со ступенек. Говорили они минуты, наверное, три. Один успокаивал, другого, как мне показалось, всё ещё крепко трясло. Жесты поэта были округлыми, медленными. Писатель, наоборот, прочёркивал воздух стремительными движениями. Потом он неожиданно сник, покачнулся и отошёл к ближайшей стене, на ходу ослабляя галстук и похлопывая себя по карманам безупречно сшитого пиджака.

Иван обернулся, сделал рукой отмашку. Для верности крикнул:

— Без меня! Держитесь за тем вон, автобусом!

— Погнали! — продублировал Киричек и пошутил, — Вот кто бы, товарищ Клочко, за нас так переживал?

Все засмеялись, а мне почему-то вдруг стало страшно.

Вот это, Санёк, ты накосячил! — мелькнула запоздалая мысль. — А ну как загнётся любимый писатель? Разве такую альтернативу ты для страны хотел⁈ Дёрнул же тебя чёрт, не подумав, связаться с этим Евгением Титаренко!

Жизненный опыт подсказывал, что неприятности не только ещё не закончились, а ещё даже толком не начались. Хотелось убежать, спрятаться. Уютный салон автобуса напоминал железную клетку, в которой меня везут на заклание. Здесь царило хорошее настроение: последнее мероприятие — и домой. Нет, чтобы сразу, дался им этот мебельный комбинат! Не будет там праздника для работяг без Льва

Кассиля. Куклин, Кабаков, Агранович — кто их сейчас знает, кроме меня?

Ехали быстро. И не только держались «за тем вон ЛИАЗом», но иногда обгоняли его. Хоть бы пробка, или авария на дороге, чтобы выйти, уединиться, подумать. Да откуда бы им взяться, если на весь Краснодар 961 частный автомобиль, 90 автобусов и 30 такси?

Есть у дурных предчувствий способность материализоваться. Как только автобус, застящий нам круговой обзор, отвернул влево, стало заметно, как много людей в милицейской форме скопилось за раскрытыми настежь воротами комбината. Один из них выдвинулся вперёд, коротко чиркнул ладонями, рисуя в вечернем воздухе дорожную колею, и точное её направление.

— Товарищи! — негромко сказал, поднявшийся следом за ним, сотрудник в гражданской одежде. По рукам пошла фотография. — Пропал человек, писатель, Титаренко Евгений Максимович 1935-го года рождения. Выясняем обстоятельства случившегося. Все вы его хорошо видели, но кто-то из вас разговаривал с ним последним.

— Кажется я, — встревожено пискнула моя взрослая суть. — При мне он ушёл из зала и больше не возвращался.

Следователь вздрогнул. Наверное, выстрел из пистолета был его уху привычней, чем детский голосок за спиной. Но взял себя в руки, сориентировался:

— Кто старший?

— Клочко, — представился главный редактор, сказал своё имя и отчество, должность и цель пребывания в Краснодаре.

Тот в свою очередь назвался майором Гончаруком и спросил:

— Можно мне с ним побеседовать без протокола? Естественно, в вашем присутствии…

— Хоть с протоколом, — одобрил Иван Кириллович. — Саша мальчишка толковый, не по возрасту рассудительный. Если начнёт фантазировать, мы поправим. Помещение хоть и большое, а все там были недалеко.

— Что значит все? — следователь оторвался от кожаной папки, из которой доставал и раскладывал на коленях какие-то бланки. — Я разве не сказал, что остальные свободны?

— Павел Николаевич! — редактор нашёл глазами притихшего Гуржиана. — Ведите людей на экскурсию.

— А я⁈ — взвился Витёк. — Я видел последним этого самого дядьку! Он когда шёл, чуть меня с ног не сшиб!

— Будешь нужен, и тебя позовём, — успокоил его Гончарук.

Не такая уж и страшная штука этот допрос. Отвечай строго по существу и не пори отсебятину. Аура была у этого опера — язык не поворачивался что-либо утаить. К эпизоду с прочтением той самой