Христа распинают вновь

— Учитель, — спросил он, — ты пришел проверить, не сумасшедший ли я?

— Михелис, дорогой, что за глупости ты говоришь? — запротестовал учитель, страшно покраснев.

— Ты честный человек, совесть не давала тебе покоя, вот ты и пришел сюда сегодня, чтобы самому убедиться в том, что твой брат-поп преступник и обманщик. Ну, каково же твое мнение, Хаджи-Николис, честный человек?

Учитель молчал.

— Честная, но искалеченная душа, — прошептал Михелис, сочувственно глядя на учителя. — Честная искалеченная душа, не можешь ты найти в себе мужества, чтобы ответить…

— Да, да, — тихо сказал учитель, — не нахожу…

— Если тебя спросят, ты скажешь правду?

— Да… но меня не спросят.

— А если тебя не спросят, ты не станешь по собственной воле говорить правду?

Учитель кашлянул и промолчал.

— Нет, — немного подумав, ответил он, совершенно уничтоженный. И хотя Михелису было жалко учителя, его все же охватило негодование.

Этому ты учишь и детей? — крикнул он. — Да стоишь ли ты того, чтобы тебе доверяли новое поколение?

Учитель встал, он казался очень усталым.

— Разум готов, — сказал он, — но плоть…

— Если бы разум был готов, он не посчитался бы с плотью — что он хочет, то и делает!

Михелис рассердился так потому, что и сам был немного похож на учителя. Он и разговаривал с ним строго, для того, чтобы бичевать и стыдить себя самого.

— Почему плохие люди так сильны в мире? — продолжал Михелис. — Почему хорошие люди так слабы? Ты можешь объяснить мне, учитель?

— Нет, не могу, — ответил учитель.

И через минуту добавил:

— Ты меня пристыдил, Михелис, — сказал он, — и ты совершенно прав. Но мой брат-поп сильнее меня, он всегда был сильнее меня. Еще когда мы были детьми, он постоянно бил меня. Но я и сейчас не могу выступить против него… Если бы его не было, может быть…

Михелис с минуту помолчал в нерешительности.

— Не бывает ли иногда у тебя, Хаджи-Николис, страшного искушения — убить его? — произнес он наконец.

Учитель испуганно вздрогнул.

— Иногда… иногда… — прошептал он, — очень редко и только во сне…

Учитель сказал это и тут же опомнился. Рассердившись на Михелиса, он направился к выходу из пещеры. Еще шел дождь, ночная мгла окутала весь мир.

— Ухожу, — сказал он, — спокойной ночи!

— Уже стемнело, учитель, — насмешливо сказал Михелис. — Никто не увидит, что ты был на Саракине, и никто не скажет твоему брату об этом! До свидания!

У подножья учитель заметил двух человек, поднимавшихся на гору. Он посторонился и укрылся за скалой, чтобы его не увидели, и как только те прошли, спотыкаясь, побрел вниз по тропинке.

— Прав Михелис, — шептал он самому себе, спускаясь. — Прав он, — мой брат преступник и обманщик, а я — искалеченный, хотя и честный человек. Но я наберусь мужества и сегодня же пойду повидать брата!.. Брошу правду ему прямо в лицо, да поможет мне в этом господь бог!

У входа в пещеру поп Фотис и Манольос встретили поджидавшего их Михелиса. Увидав друзей, Михелис почувствовал, что покой водворяется в его сердце, что он уже не одинок. Мир стал добрым, и мертвец растаял в воздухе.

— Здравствуйте! — сказал он. — Как тяжко быть одному!

— Тяжким было и наше путешествие, — ответил поп Фотис. — Но бог нас окрылил.

И он коротко рассказал о своей встрече с архиепископом и о том, как тот отнесся к нему.

— Значит, война? — пробормотал Михелис и снова почувствовал в воздухе присутствие мертвеца.

— Война! — ответил поп Фотис. — Сперва нашими врагами были турецкие начальники. Теперь у нас иные враги — наши начальники. Это еще более злые враги, но с нами босой Христос!

Он обратился к Манольосу:

— Не всегда лицо у Христа такое, Манольос, каким ты вырезал его однажды из дерева: покорный, смиренный, которого бьют по одной щеке, а он подставляет другую. Нет, Христос бывает и грозным, он идет впереди, а за ним — обиженные всей земли. «Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч!» Чьи это слова? Христа! Вот какое лицо у Христа мы видим, Манольос!

Глаза священника, как два уголька пылали во мраке пещеры. Он помолчал, потом добавил:

— Радуюсь я, дети мои, что у нас такой вождь. Ягненок — это хорошо, но когда вокруг волки, лев лучше.

Кто-то появился у входа в пещеру, в полумраке они увидели чье-то лицо и чьи-то руки.

— Кто там? — испуганно закричал Михелис.

И они услышали в ночи, сквозь шум дождя, гневный и печальный голос Яннакоса:

— Это я, братья мои! Я покинул погрязшее в грехах село и прошу убежища на вашей горе.

— Добро пожаловать, Яннакос! — закричали они и бросились обнимать его.

— Что с тобой случилось, Яннакос? — спросил его Манольос. Как это ты к нам пришел в такое время, в такой дождь?

Яннакос взял руку попа Фотиса и пылко поцеловал ее.

— Я слышал твои последние слова, отче, и я вместе с тобой! «Ягненок — это хорошо, но когда вокруг волки, лев лучше»!

Он отжал мокрые волосы, поставил на землю свой узел и сел на него. Все молчали.

— Сегодня пришел Панайотарос, наш новый сеиз, и показал мне приказ с печатью аги, — сказал наконец Яннакос. — Он забрал у меня ослика — я ведь был должником этого скряги Ладаса…