Христианская психология в контексте научного мировоззрения

— Ответить за «всю психологию», конечно, не могу и выскажу лишь свое личное мнение. Задача психологии — определить себя в пространстве человека и современного мира или, по крайней мере, поставить задачу такого определения. Что могут, что должны делать психологи в безумном обществе со все более глобализирующейся экономикой и все более лилипутизирующимся человеком? В обсуждаемом нами тексте митрополита Антония, уже в ответах на вопросы, владыка говорит очень важную вещь: он говорит о том, что во всем надо сохранять ясный взгляд на мир и не бояться. «Сон разума рождает чудовищ», ясность разума их разгоняет. Пока же мы живем в страхе во многом из-за неясности нашего разума, боимся будущего, других, самих себя. Да взять то же отношение к психологии! Сколько раз мне приходилось слышать, что занятие психологией — дело вредное и богопротивное. Это что, значит, богопротивно изучать творение? Так же и физиологии можно бояться, и физики, и ботаники. Не в знаниях беда, а в способах их применения, в понимании их места и роли в человеческом бытии. И именно христианское мировоззрение должно внести здесь ясность. На домовом храме Московского университета на Моховой, напротив Кремля, вознесен крест, и по фронтону — слова: «Свет Христов просвещает всех». И в этом свете бояться нечего. В том числе и нечего бояться заниматься наукой. Это и должны, в меру своих сил, привносить в научную психологию те, кто дерзает называть себя христианскими психологами.

— Существует ли какое-то направление, которое изучает психологические реакции, связанные с духовным опытом?

— Описание психологических реакций, связанных с духовным опытом, в принципе возможно. Помните, как преподобный Серафим показывает Мотовилову действие благодати и спрашивает его, по сути, о психологических переживаниях: чувствует ли он особую теплоту во всем теле (вокруг морозный зимний день), чувствует ли благоухание, радость необыкновенную и т. п. Но должен сказать: это — область, к которой психологу, даже христианскому, надо подходить очень и очень осторожно и даже, скажу больше, лучше пока вообще не подходить. Это, строго говоря, не область психологии как таковой, хотя, повторяю, здесь есть психологический компонент — точнее, аккомпанемент. Я уже не говорю о том, что духовность духовности рознь, враг человеческий тоже в своем роде духовен, и есть обширная область духовных проявлений, которые обозначаются как «прелесть». Потому-то я бы и посоветовал воздержаться. Психология должна понимать свои пределы и удерживать себя в них, о чем я уже не раз говорил[345].

Это касается не только психологии, но любой науки. Вот Иван Петрович Павлов — великий ученый, но он пытался объяснить все физиологией высшей нервной деятельности. Почему, скажем, мученик восходит на костер? Потому что возбуждение коры головного мозга подавляет деятельность подкорки. Физиологическая проекция происходящего принимается за суть. Так и хочется сказать: «Иван Петрович, вы же сын священника! Куда вас понесло?»

Физиология, даже высшая, имеет свой объяснительный предел, и как бы она ни напрягалась, дальше начинается что-то, что называется уже психологией, и мы переходим в другое пространство, с другими единицами измерения и категориями, которые, конечно, более расплывчатые, чем физиологические, но без них уже не объяснишь происходящего. В свою очередь, и психология имеет свой диапазон разрешения, свой верхний предел компетенции, за которым начинается сфера попечения философско-религиозных дисциплин.

— Мне очень хочется сформулировать вывод о пользе и опасности психологии. Польза — это когда психолог освобождает человека, скажем, от зажатости или еще от чего-то. И вред — когда он человеком манипулирует. Вся христианская психология в одном слове — любовь. Если ты любишь человека, ты можешь даже не знать психологию, ты почувствуешь, что надо с ним делать, чтобы ему было хорошо. Конечно, полезно при этом знать и науку. Но знание без любви ведет только к ужасным последствиям — я сама видела это.