Христианская психология в контексте научного мировоззрения

— Понятна Ваша идея статистической подоплеки уверенности, веры, надежды… Это то, что представляется психологическим основанием обыденной жизни. Согласна, что и наука тоже покоится на вере. Совсем не покоится на вере только простая логика, но даже уже арифметика нуждается в допущениях. Что касается алгебры, алгебраической геометрии, то области веры здесь расширяются. Иными словами, нет достаточных оснований, чтобы из предыдущего следовало последующее. Именно здесь появляется замечательное выражение «ясно, что». На самом деле, где «ясно, что», там колоссальное допущение. Конечно, вера присутствует здесь несомненно. Но нас особо волнует вера совсем в другом смысле — такая хрупкая вещь, как христианское чувство человека. А здесь происходит чрезвычайный скачок.

— Согласен, что переход разговора к психологическому описанию христианского чувства потребует «чрезвычайного скачка», на описание которого я здесь не берусь замахиваться. Речь сейчас в лучшем случае идет об общих предпосылках, которые его уготовляют. Согласен, что, когда ученый говорит или пишет «ясно, что» или даже «совершенно ясно, что», это на самом деле не «совершенно» и не «ясно». Конечно, когда вы приступаете к изучению евклидовой геометрии, от вас не требуют клятвенно повторять: «Верую, что параллельные прямые не пересекаются в пространстве». Вам просто говорят, что это так, что это аксиома. Но от этого, как я уже говорил, элемент веры и, если хотите, догмата не исчезает вовсе. Не исчезает он и в дальнейшей деятельности ученого. Понятно, что когда я говорю «ученого», то имею в виду настоящего ученого, а не просто «научного работника». А настоящая наука всегда личностно ангажирована, это всегда пристрастный поиск. Ученый — свидетель и гарант истинности этого поиска, и за свое свидетельство, бывает, порой призван претерпеть многое — иногда за это свидетельство его и убить могут. В этом плане есть признанные мученики науки. И не только в далеком прошлом. Великий генетик XX века Николай Вавилов накануне своего ареста и гибели в сталинских застенках говорил слова, достойные подвижника: «Гореть будем, на костер взойдем, а от своих убеждений не откажемся». Это он о своей научной теории, о том, например, что есть неизменные наследственные признаки. Казалось бы, «что он Гекубе, что ему Гекуба», и стоит ли из-за каких-то отвлеченных научных положений рисковать жизнью; но для него это — научная истина, и он за эту истину был готов гореть. Так что настоящая наука не игрушка, а поле борьбы. Но, несмотря на все это, вера научная и вера религиозная — вещи, конечно же, различающиеся, и, чтобы понять эти различия, требуется, соглашусь, «чрезвычайный скачок».

— В чем опасность психологии для духовной жизни, если таковая есть?

— Конечно, есть опасность, даже во множественном числе — опасности. Но, собственно, в этом плане психология мало чем отличается от других областей науки. Достаточно назвать хотя бы физику, химию или биологию и вспомнить об атомном, химическом и биологическом оружии. Ножик на кухне — очень важный мирный предмет, он хлеб режет, рыбу разделывает, но им ведь и зарезать можно. Точно так же и психология. Она обладает массой необходимых для человека сведений. Но сведения эти могут применяться как на пользу, так и во вред. Когда мы психологически грамотно конструируем рабочее место диспетчера, летчика или штурмана, строим обучение в школе, воспитание в семье, то — честь и хвала научной психологии, без опоры на которую не обойтись! Но те же самые знания можно повернуть и во вред. В любой рекламе и политтехнологии используется психология, а вот какой товар рекламируется и какая политика внедряется — это уже дело другое. Кто-кто, а мошенники всех мастей знают цену психологии и очень активно ее используют. В том числе и мошенники в духовной сфере…

— Какова главная задача, которую сейчас решает психология вообще и психология христианская? Какова перспектива их развития на ближайшее и отдаленное будущее?