Христианские древности: Введение в сравнительное изучение

Один из лучших знатоков древностей Киева, Максим Берлинский (о нем см. ниже) писал: «… грубые готические здания, изукрашенные самою безвкусною мозаикою, составляли всю красоту и великолепие того времени некоторых дворцов и знатнейших монастырей», — это о соборах св. Софии и Михайловского монастыря (Щербина, 1896, 405; Берлинский, 1820, 16). В «путеводителе» для путешествия императрицы Екатерины II из храмов древнего Киева упомянут только Софийский, да монастыри (Михайловский Златоверхий, Печерский и Выдубицкий). Немудрено, что императрица записала: «С тех пор, как я здесь, я все ищу: где город; но до сих пор ничего не обрела, кроме двух крепостей и предместий. Все эти разрозненные части зовутся Киевом и заставляют думать о минувшем величии этой древней столицы» (Екатерина II, 1873, 671–672). Это был распространенный взгляд. Археолог-востоковед П. С. Савельев, ведя раскопки курганов, жалуется: «Живу в скучном городе, где нет ничего порядочного, тем менее — замечательного», — а речь идет о Юрьеве-Польском с его знаменитым храмом! Ничего не нашел древнего в Пскове Д. Н. Свербеев — хотя специально искал. Там «кажется, не было и Кремля», меланхолически заключает он в мемуарах. Ему вторит А. С. Герцен, описывая Новгород как «грязный, дряхлый и ненужный», в котором «не осталось ничего старинного, русского», а здания, «пережившие смысл свой, наводят ужас». Как известно, прекрасный свободолюбец вообще мало стеснялся, говоря о русских древностях: «ни византийская церковь, ни Грановитая палата ничего больше не дадут для будущего развития славянского мира»; «Москва ничего не значила для человечества, а для России имела значение омута, втянувшего в себя лучшие ее силы и ничего не сумевшего для них сделать». Много позже он обобщит: «Что же касается наших памятников, то их придумали, основываясь на убеждении, что в порядочной империи должны быть свои памятники». Сказано остро, но в исторической перспективе — несправедливо. Хотя именно так думали многие. «Я за все русские древности не дам гроша. То ли дело Греция? То ли дело Италия?»— писал Батюшков. (Григорьев, 1861; Свербеев, 1899; Герцен, 1954; цит. по: Формозов, 1986).

Не лучше звучали и официальные источники. На запрос Сената о древностях Киева был получен ответ: «В котором году от кого и для чего оные городы построены, о том в Киевской губернской канцелярии известия не имеется… А что оный город верхний давно был от татар и других народов осаждаем и разоряем, о том с происходимого в народе слуху известно, но когда именно и от кого те разорения чинимы были, неизвестно». Ответ этот извинителен разве лишь тем, что составлен за полвека до «Истории государства Российского», в 1760 г. (Исторические, 1888).

Профессиональные историки долго почти не замечали древней церковной архитектуры и не могли удовлетворить обычного любопытства лиц, осматривающих города. Великий Карамзин в «Записке о московских достопамятностях» едва удостаивает упоминания древние монастыри, а о соборе Покрова роняет: «Близ Спасских ворот заметим готическую церковь Василия Блаженного», и лишь Сергей Глинка скажет о нём немного теплее: «не взирая на все несообразности вкуса, возбуждает и внимание, и удивление». ⁸

Только в работах писателей, связанных со славянофильством, появляются первые сожаления об отсутствии внимания к древним храмам и их описаниям. В четвертой главе «Тарантаса» В. А. Соллогуб с юмором опишет мытарства своего героя в тщетных поисках «памятников» во Владимире на Клязьме: «Золотые ворота ему ничего не сказали… Он пошел в церкви, сперва к Дмитриевской, где подивился необъяснимым иероглифам, потом в собор, помолился усердно, поклонился праху князей… но могилы остались для него закрыты и немы». Он приходит, наконец, к характерному выводу о том, что «старина наша не помещается в книжонке… а должна приобретаться неусыпным изучением целой жизни — Там, где так мало следов и памятников, там, в особенности, где нравы изменяются и отрезывают историю на две половины, прошедшее не составляет народных воспоминаний, а служит лишь загадкой для ученых». Впрочем, в этом прекрасном «путешествии за стариной и современностью» есть отдельная «церковно-археологическая» глава, посвященная Нижегородскому Печерскому монастырю. Об интересе А. К. Толстого к средневековому зодчеству свидетельствуют его письма, а в «Князе Серебряном» бросаются в глаза топографические привязки к церковным памятникам Москвы и попытки восстановить историю ее древних храмов (Соллогуб, 1845; Формозов, 1988.)¹⁹

«Религиозный историзм» середины XIX в.