Цена, которую вера в Бога получает за свое «да», также очевидна: поскольку я доверительно принимаю решение вместо безосновательности в пользу изначального основания, вместо неустойчивости — в пользу изначальной опоры, вместо бесцельности — в пользу изначальной цели, то я могу обоснованно во всей разобщенности познать единство, во всей бессмысленности — смысл, во всей бесполезности — ценность реальности мира и человека. При всей неопределенности и неуверенности, одиночестве и незащищенности, угрозе и слабости моего собственного бытия мне дарованы из высшего изначального истока, изначального смысла и изначальной ценности предельная уверенность, защищенность и постоянство. Конечно, не просто абстрактно, изолированно от ближних, но всегда в конкретной связи с человеческим «ты»: как человек может постичь, что означает быть принятым Богом, если его не принимает ни один человек? Я не могу просто принять или создать сам для себя предельную уверенность, защищенность и постоянство. Именно сама предельная реальность разными путями побуждает меня к тому, чтобы сказать ей «да», именно от нее, так сказать, исходит «инициатива». Сама предельная реальность показывает мне, что при всем сомнении, страхе и отчаянии, в конечном счете, есть основание для терпения по отношению к настоящему, благодарности по отношению к прошлому и надежды по отношению к будущему.
Тем самым эти предельные и одновременно самые непосредственные религиозно–общественные вопросы человека (их нельзя вытеснить никакими запретами на вопрошание), которые мы формулируем, следуя Канту, получают, по крайней мере, один основополагающий ответ, с которым человек может жить в сегодняшнем мире: ответ на основании реальности Бога.
е. Насколько тем самым рационально оправданна вера в Бога? Человек не может быть индифферентен перед лицом принятия решения между атеизмом и верой в Бога. Он подходит к этому решению уже с определенным грузом. Он хотел бы постичь мир и самого себя, хотел бы ответить на неопределенность реальности, хотел бы осознать условие возможности этой реальности, хотел бы знать о предельной причине, предельной опоре, предельной цели реальности.
Однако и здесь человек остается свободным. Он может сказать «нет». Он может скептически игнорировать или даже задушить всякое зарождающееся доверие к предельным причине, опоре и цели; он может, возможно, совершенно искренне и правдиво, засвидетельствовать желание незнания (агностический атеизм) или даже утверждать всеобщую ничтожность, безосновательность и бесцельность, бессмысленность и бесполезность и без того неопределенной реальности (нигилистический атеизм). Без готовности к доверительному признанию Бога, с его практическими следствиями, не существует рационально осмысленного познания Бога. И даже если человек сказал Богу «да», то «нет» остается постоянным искушением.
Если человек не замыкается, но полностью открывается раскрывающейся ему реальности, если он не уклоняется от предельных причины, опоры и цели реальности, но осмеливается отдать себя и пожертвовать собой, тогда он, делая это, понимает, что поступает правильно, даже «наиболее разумно». Ибо то, что заранее нельзя принудительно доказать или показать, он переживает в самом акте признающего познания (осуществляемого в rationabile obsequium[7]). Реальность проявляется в своей предельной глубине. Ее предельные причина, опора, цель, ее изначальный источник, изначальный смысл и изначальная ценность открываются ему, как только он сам открывается. И одновременно он переживает, несмотря на всю неопределенность, предельную рациональность, в том числе и своего собственного разума: в свете этого принципиальное доверие к разуму оказывается обоснованным не иррационально, но рационально.
Во всем этом нет никакой внешней рациональности, которая не может создать необходимую уверенность. Дело обстоит не так, что сначала разумно и принудительно доказывают или показывают бытие Бога, а затем в Него верят, и тем самым гарантируется рациональность веры в Бога. Дело обстоит не так, что вначале возникает рациональное познание Бога, а затем доверительное признание. Скрытая реальность Бога не навязывает себя разуму.