Христианум Империум, или Ариэля больше нет. Том III

Эрлеберт сдержанно улыбнулся, потом серьёзно и внимательно посмотрел в глаза Северина. Они сделали ещё несколько глотков из фляги и некоторое время молчали. Наконец Эрлеберт спросил:

– Кого ты видишь перед собой, Северин? Мальчика из сказки?

– Ну… примерно так.

– Вот и все так же. Настоящее положение наследника престола никто не может понять, потому что наследник всегда один. Равных мне по положению нет и быть не может. А дружба предполагает равенство.

– Но ведь ты никогда не был надменным, никогда не подчеркивал своё превосходство.

– И слава Богу. Но я не об этом. Дело не в том, что я выше других. Дело в том, что я один. Если бы на всю империю остался всего один кузнец, он оказался бы точно в таком же положении. Никому о своих проблемах не расскажешь, потому что никто их не поймёт. Никто не разделит твоих радостей и огорчений, потому что ни у кого нет хотя бы примерно таких же. Жизнь наследника не похожа на сказку, уверяю тебя.

– Только не говори мне, что она похожа на кошмар.

– Дело опять же не в этом. В моей жизни радостей не меньше, чем в твоей, но твою радость могут понять если не все, то очень многие, а мою радость не поймёт и не разделит никто. Чем я по-твоему отличаюсь от других? Я питаюсь и одеваюсь так же, как вы, живу в таких же условиях. И, уверяю тебя, в доме отца императора никогда не питались и не одевались лучше, чем в орденсбурге. Никаких деликатесов я в жизни не пробовал, никакой роскоши никогда не знал. Дом императора, в котором я вырос, очень маленький и тесный, в орденсбурге куда просторнее. Я привык к таким же условиям, как и все, и в этом моя жизнь ничем не отличается от вашей. Единственное, чем я от вас отличаюсь, это то, что я единственный несвободный человек во всей империи. И это делает мою жизнь не похожей ни на одну другую. Все люди могут выбирать, а я никогда не имел такой возможности. Я прикован к своему предназначению стальной цепью и не могу сделать шага ни вправо, ни влево.

– А я думал, что всё наоборот: император делает, что захочет, он единственный человек во всей империи, чья воля ничем не ограничена. И наследника готовят к тому же: проявлять ничем не ограниченную волю.

– Император никогда не может делать то, что захочет. Он обязан делать только то, что на благо империи. Император захочет кого-нибудь казнить, но помилует. Потом захочет кого-нибудь помиловать, но казнит. То, что он хочет – это одно, а то, что он должен – это другое. Император – раб трона. Отец во всяком случае полжизни прожил свободным человеком, направляя коня куда захочет. Он мог служить в Ордене, а мог подать в отставку, мог жениться, а мог и не жениться, мог жить в пустыне, а мог в столице, мог отправиться во внешний мир, а мог и отказаться. Даже, когда он узнал, что принадлежит к династии Меровингов, он мог скрыть это от всех, это он сам решал. Но когда он решил открыть тайну своего происхождения, это было последним в его жизни самостоятельным решением. С этого момента он уже не принадлежал себе, его жизнь оказалась полностью подчинена долгу. А я уже родился несвободным, что это такое, даже моему отцу трудно понять. Я никогда не имел возможности выбирать свой жизненный путь. Жениться или не жениться – не я решаю. Быть рыцарем или не быть рыцарем – не я решаю. Изучать науки или пренебречь ими – не я решаю. Я вообще ничего не решаю, и никогда не решал, и никогда не смогу решать.

– Но ведь у каждого человека есть свой долг, каждый подчиняется его требованиям.

– Да в том-то всё и дело, что каждый человек сам решает, в чем именно его долг, а я никогда не мог этого решать. Мой долг был предопределён ещё в утробе матери. Обычный человек сначала принимает решение, а потом принимает его последствия, включая не самые приятные. А я никогда не принимал решения стать принцем, между тем, последствия наступили уже в колыбели. Я даже мечтать ни о чем не могу. Вот ты, например, мечтаешь стать рыцарем. Для тебя это очень трудно, потому что надо проломить сословную перегородку. Так ведь на то и мечта, чтобы стремится к ней, преодолевая трудности. А для меня любая мечта абсолютно лишена смысла. Рыцарем я, как принц, обязан стать, а если захочу, например, стать монахом, об этом даже думать бессмысленно. О чем я могу мечтать, Северин?

– О том, чтобы продолжить дело своего отца и принести империи максимальную пользу.

– А зачем мне об этом мечтать? Я и так на это обречен. Это та единственная дорога, по которой у меня будет возможность идти.

– Ты тяжело переживаешь свою несвободу?

– Да как тебе сказать… Я никогда не был свободным, мне и сравнивать-то не с чем. Просто иногда смотрю на людей и поражаюсь: говорят, что захотят, ходят, где хотят. Мне вообще не дано понять, как такое возможно. Едва я произнёс первые в своей жизни слова, как уже был обязан контролировать каждое слово. Едва сделал первые шаги, как уже должен был идти только туда, куда надо. Это вызывает постоянное напряжение, которое ничем не снять. Никогда нет возможности расслабиться и побыть хоть минуту не принцем, а просто Эрлебертом.