Христос остановился в Эболи

Дон Луиджи с видом человека, который не хочет себя скомпрометировать, молчал, а через некоторое время ушел, сославшись на то, что у него есть дела. Когда мы остались одни, донна Катерина, наливая мне кофе в японскую чашечку и угощая домашним мармеладом из айвы, продолжала тем же восторженным голосом хвалить меня и обещать свою помощь во всем, что может мне понадобиться. Была ли это искренняя сердечность, или женская, материнская склонность к покровительству, или желание показать человеку с Севера свой авторитет в поселке и свои таланты домашней хозяйки? Здесь было все: и сердечность, и стремление к покровительству, и хвастовство политическим авторитетом и умением готовить. Донна Катерина действительно отлично готовила мармелад, маринады, торты и тушеные оливки, сухие фиги с миндалем и сосиски с испанским перцем. Но здесь было — и это сразу чувствовалось — и другое, что-то более интимное, личное, где определенную роль играло мое неожиданное появление, — какое-то сильное чувство, которое разжег мой приезд, как неожиданный ветер разжигает гаснущий костер.

— Большая удача, что вы будете здесь с нами. Вы должны жить здесь три года? Я понимаю, что вы бы хотели уехать раньше, и я вам желаю этого, но для нас лучше, чтобы вы остались. Здесь хороший край, все добрые итальянцы и фашисты и потом Луиджино, подеста; мой муж был секретарем фашистской организации, а теперь я исполняю его обязанности, здесь не так много дела. Вы будете жить, как в семейном кругу. Наконец у нас будет врач, нам никуда не надо будет ездить всякий раз, как заболеем. Кстати, я познакомлю вас с моим свекром, который живет со мной. Дядя Джузеппе, доктор Милилло, стар и должен уйти на покой. Здесь есть другой врач, он отравляет весь поселок снадобьями, которые приготовляют его племянницы, но теперь он не будет больше отравлять никого, ни он, ни эти твари, ни он, ни эти распутницы!