Христос остановился в Эболи

Никакое чувство не примешивается к этому потоку желания, исходящему из глаз и как бы наполняющему воздух этого края, — разве только покорность судьбе, высшей силе, которую нельзя отвратить. Даже любовь сопровождается скорее не энтузиазмом или надеждой, а чем-то вроде смирения. Так как случай может ускользнуть, нельзя упускать его. К соглашению приходят быстро и без слов. То, что рассказывают, что я сам знал относительно свирепой суровости обычаев, о турецкой ревности, о диком понятии семейной чести, часто доводящем до преступления и кровавой мести, для тех мест не больше чем легенда. Может быть, в недалекие времена это было и так, и доказательством тому служила строгость обычаев. Но эмиграция изменила все.

Мужчин мало, и этот край принадлежит женщинам. У большей части женщин мужья в Америке.

Муж пишет первый год, пишет второй, потом письма перестают приходить — может быть, у него там другая семья, и тогда он, конечно, исчез навсегда и не вернется. Жена ждет его первый год, ждет второй, потом представляется случай и родится ребенок. Большая часть детей незаконные; авторитет матери господствует. В Гальяно тысяча двести жителей, в Америке две тысячи гальянцев. В Грассано пять тысяч жителей и почти столько же грассанцев в Соединенных Штатах.

В деревнях остается гораздо больше женщин, чем мужчин. Кто отец ребенка — это не может иметь решающего значения, чувство чести оторвалось от отцовства, господствует матриархат. В течение всего дня мужчины далеко и поселок оставлен женщинам, этим королевам-птицам, которые царствуют над толпой копошащихся ребятишек. Матери любят, обожают, балуют детей, трепещут, когда они болеют, годами кормят грудью, не оставляют их ни на минуту, носят с собой на руках или за черной шалью на спине, когда, выпрямившись, с кувшином на голове возвращаются от источника. Много детей умирает, некоторые преждевременно взрослеют, заболевают малярией, делаются желтыми и грустными; дети растут, становятся мужчинами, уезжают на войну или в Америку или остаются здесь, чтобы жить, как животные, все дни года гнуть спину под солнцем.

Но если незаконные дети не являются позором для женщин, то, естественно, еще менее они позорят мужчин. Почти у всех священников есть дети, и никто не находит, что это позор для их звания. Если бог не приберет детей малютками, их воспитывают в колледжах Потенцы или Мельфи. Почтальон Грассано, добрый, чуть прихрамывающий старичок с усами, закрученными вверх, был знаменит и уважаем в поселке, потому что у него, по слухам, было, как у Приама, пятьдесят детей. Из них двадцать два или двадцать три были от двух или трех его жен; другие, жившие в поселке и недалеко от него, во всяком случае, некоторые из них, несправедливо приписывались ему; но он о них не заботился и о существовании многих даже не подозревал. Его звали «король» — то ли из уважения к его мужской силе, то ли за его монархические усы, — а его сыновей «принцами». Преобладающие матриархальные отношения, естественная животная любовь, эмиграция, нарушавшая жизненный уклад, должны были все же считаться с остатками семейных устоев, с очень сильным кровным чувством, со старыми обычаями, запрещающими общение между мужчинами и женщинами. В мой дом для услуг могли войти лишь такие женщины, которые почему-либо освобождались от обязательства следовать общим правилам; это те женщины, у которых было много детей от неизвестных отцов, которые хотя и не могут быть названы проститутками (такой профессии в поселке не существует), но все же ведут себя весьма вольно и занимаются не только любовными утехами, но и магическими заклинаниями, чтобы привлечь любовь, иначе говоря — ведьмы.

Таких женщин было, по крайней мере, около двадцати в Гальяно; но, сказала мне донна Катерина, некоторые слишком грязны и распущенны, другие неспособны прилично вести хозяйство, третьи должны обрабатывать землю, четвертые уже служат у других синьоров поселка.

— Только одна вам годится, она не грязнуля, честная, умеет готовить, к тому же дом, где вы будете жить, в некотором смысле ее дом. Она жила в нем много лет с покойным священником до самой его смерти.