Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

Начали барабанить в решётку брёвнами. Что-то глухо дрожало, бухало в чреве башни. На головы тара­нивших градом, бобом осыпался сухой раствор. Кричал надрывался, распоряжаясь, Кирик Вестун.

Решётку уже почти выбили. И тут из верхних про­душин полились на людей расплавленное масло и горя­чая смола. Только что, видимо, растопили. Счастье, что успели выскочить с лёгкими ожогами да сожжёнными волосами и никто особенно не пострадал.

Осаждавшие стояли возле врат и не знали, что им делать. Наконец часть людей, во главе с Марко и Тихо­ном Вусом, побежала за лестницами. Нести их надо было издалека, из цеха каменщиков на улице Отвеса.

Для острастки пращники всё ещё бросали на баш­ню камни. Все чёрные, в дыму, люди стояли перед врата­ми и теряли золотое время.

И тут кузнец, которому не терпелось, увидел вне­запно огромную кучу влажной глины возле размётанной сторожки. Видимо, привезли, чтобы обмазать стены, ко­торых уже не было.

— А что, хлопцы, — оскалил зубы Вестун, — пропа­ли стены, так пускай и обмазка пропадёт? Ну-ка, сбегайте, хлопцы, да снимите трое-четверо первых-лучших ворот.

Его поняли. Его на удивление быстро поняли. Словно он всю жизнь только и водил войско. Одним духом притащили снятые ворота, толстым слоем начали раскладывать по ним мокрую глину.

Благодаря дождю пращников стража не видела, что ей готовят. Да и пар с дымом застил бойницы верхнего и нижнего боя.

Половинки ворот подняли на обрешетины и брёвна, понесли в тёмный туннель, под арку. Потом, под прикрытием мокрой глины и дерева, туда же двинулись таранящие с брёвнами наперевес.

Скоро башня снова содрогнулась от глухих страшных ударов. Тяжело били три бревна в чешуйчатую поверхность врат, макались о бронзу, раскалывались о длинные — в локоть — шипы, торчавшие сям и там.

Тогда вновь полились масло и смола. Лились на гли­ну, курились, стекали под ноги. Цепь людей едва успевала передавать изо рва вёдра вонючей воды и лить их под ноги осаждавшим. Сипел пар. Люди трудились, будто в преис­подней. Зенон приказывал бить в те места, где было дере­во, между бронзовой чешуёй. Удары постепенно расшаты­вали врата, колебали петли, осыпали сухой раствор. Но всё равно было понятно: бить придётся часа три, да и то, сло­маешь ли ещё. Мощные были врата, и, если бы нападение не было таким неожиданным, из самого города, а не из-за валов, замок никто бы не взял, как не брали его враги.

А тут что ж? Просто растерялась стража.

Врата начинали трещать. И тут произошло то, что едва не погубило дела.

Некоторое время все слышали, как что-то грохочет в верхнем жилье вратной башни. Думали, что таскают котлы. И неожиданно из окна верхнего боя высунулся хобот, очень похожий на пушечный. Толпа захохотала. Через бойницу верхнего боя канон мог плюнуть, но по Старому рынку, по каменному строению доминиканцев, туда, где совсем не было людей, над их головами, далеко.

Осаждавшие весело прыгали на мосту и на пред­мостной площади.

Клеоник попробовал что-то крикнуть — его не услышали. И вдруг хобот рыгнул длинной отлогой поло­сой огня. Чёрно-красной струёй, из которой падал вниз огневой дождь.

Хохот сменился стонами, стенаниями и криками ужаса. Люди бросились прочь. Среди огня, заливавшего мост, корчилось с десяток тел. И сразу рык гнева долетел отовсюду. Народ снова бросился к вратам, и хобот снова плюнул, на этот раз ближе. Люди бросились с моста.

— Стойте! — Клеоник выбежал из туннеля. — Стой­те! Стойте, гадкие вы! Стойте! Это огневой канон! Он лишь два раза плюётся! Потом ему стынуть надо. Иначе взорвётся в башне.

Он бил убегавших древком копья.

— Они не будут сразу! Да стойте же! Они не рискнут сжечь себя.

Словно в ответ на его слова, из верхней продушины бухнул во вратный туннель другой огненно-дымный язык. Люди побежали оттуда, ибо горячая нефть и огонь потекли по стенам на брусчатку... И ещё плевок. Туда же.

Таранившие прибежали в страшном виде. Закуренные, как уголь, без бровей, без ресниц. У некоторых поч­ти не было на ногах штанов. Двое шарили воздух:

— Глаза мои! Глаза! Глаза!

Счастье, что глина сберегла от прямого огня. Но всё равно войти во врата теперь было нельзя. Оттуда валил дым, текли огневые ручьи нефти. Потом что-то бухнуло. Чёрный с золотыми прожилками, изменчивый шар вы­летел оттуда. Это обвалился помост-прикрытие.

— Клеоник, — растерянно спросил Вестун, — это что же? Преисподняя?

Резчик сурово сжал большой красивый рот. Золо­тистая туча волос была грязная от дыма.

— Новинку завели. «Оршанский огонь»... Выдал-таки им кто-то тайну. Не думал, что остался хоть один знаток. Знаешь, почему когда-то Литва оршанское Благо­вещение долго взять не могла? Вот из-за этого.

— Да что же это? — едва не плакал от отчаяния кузнец.

— А я и сам точно не знаю. Говорят, на Днепре по­рой у берегов вода масленая. Это каменное масло плывёт. Неизвестно уж, из чего его подземный властелин давит. Из цмоков, может, либо из богатырей. А может, и вправду из камней. На Кутейне, возле Ларионовой дубравы, течёт оно, братец, говорят, даже струйкой, с прутик толщиной. Мона­хи им в пещерах светят. Вот, говорят, они и придумали.