Огонь на мосту угасал. Но камни были покрыты словно окалиной.
— Смастерили будто бы каменную кадушку, поставили высоко. Из неё вывели такую вот трубу. Над ней, у самого среза, стальное колесо да кремень, а от него — железный прут. А в кадушку — это дьяволово масло. А над нею — такой жмых, как из орехов или яблок масло либо сок выжимают, может, видел. На рычаг надавят, за прут кто-то дёрнет — вот оно и плюёт. Недалеко, брат, а страшно. Да только и может плюнуть, что дважды. Раз да ещё второй, до конца рычаг опустив.
Подумал.
— У них, видимо, два было... Отец Фаустины говорил. Он там железных дел мастер. Вот, брат, холера. Думал — сгорим.
— Так что мы стоим тут? — спросил злой от ожогов Зенон.
— Теперь, пока не остынет, этой холеры в кадушку заливать нельзя.
Во вратах всё ещё горело. И вдруг тёмно-синие глаза Клеоника озорно блеснули.
— Разбирай ещё одну хату.
— Зачем? — спросил Зенон.
— Разбирай, говорю.
Кузнец с группой людей побежал к первой в ряду хате. Вскоре посыпались брёвна.
— Осторожно! — закричал резчик. — Не хватало ещё, чтобы придавило! За мной.
Люди с брёвнами на плечах побежали к вратам. В бойницах верхнего боя появились головы. С удивлением смотрели на дураков, которые снова, в дыму, после такого угощения собираются таранить врата.
И всё же защитники поспешили. Над хоботом огневого канона появилось ведро. Пращники подготовились бить.
— Не трогайте их! — крикнул Клеоник. — Пускай студят.
Канон окутался паром. Клубы его со свистом рванулись вверх. В воздухе удушливо и кисло запахло уксусом.
Клеоник совсем не собирался таранить врата. По его указаниям люди просто раскачивали брёвна, бросали их в прорву врат и бежали назад. В дыму и пару защитникам плохо было видно, что они там такое совершают. Резчик качал поленницы брёвен под заслоном.
Даже уксус плохо студил раскалённый металл. И тогда стража вновь пустила в продушины горячее масло и смолу. В тёмном туннеле на минуту засипело и потускнело.
Клеоник с последними подручными изо всей силы бросился бежать прочь от моста. Ему совсем не хотелось зажариться заживо, когда снова плюнет «оршанский огонь».
Медленно текли минуты. Прибежали люди с лестницами. Марко и Тихон Вус впереди всех спустились в зелёную, вонючую воду рва, полезли к стенам.
На зубцах в том месте, где приставляли лестницы, появились стражники в кольчугах. Кричал на них, махая руками, сотник Корнила, разевал рот. К ногам защитников ползли по стенам, падали на них лестницы. Стража бросилась раскачивать, сбрасывать их со стен. Длинные жерди уже упёрлись в одну, вздрагивая, оттолкнули вместе с теми, кто лез.
И в этот момент захлопали по бычьим кожаным рукавицам тетивы луков. Пять с лишним десятков лучников начали из-за рва стрелять по зубцам. Взвилась над ними песня дуды. Торжествовала, захлёбывалась. Стрелы задребезжали по зубцам. Стражу словно смело. Видимо, приободряя её, возник между зубцами сотник. Стоял лицом к перепугавшимся воинам, тряс мечом в воздухе.
Звякнула чья-то тетива — Корнила покачнулся и исчез. Дождь из стрел размеренно, шесть раз в минуту, не редко и не часто, как и надлежит при осаде, падал на зубцы. Теперь по лестницам лезли не боясь.
...Клеоник между тем понял: «Пора!»
— Хлопцы, — заорал он яростно. — На штурм!!!
Крик подхватили. Люди медленно двинулись вперед. Медленно, ибо ждали, что вот-вот плюнет огнём канон.
И струя «оршанского огня» снова взвилась в воздухе. Слишком рано. Люди не попали под неё. Стража не выдержала и поспешила.
Снова зарычал огневой шквал. И, словно не выдержав его напора, бухнулись вниз железные врата. Фыркнули, полетели из-под них головешки, брёвна, угли.
Не поняв, в чём дело, почувствовав лишь, как содрогнулась башня, защитники, наверное, подумали, что это таранят врата, желая хоть куда-то выбраться из туннеля, застигнутые там пламенем осаждавшие.
Выстрелил в туннель врат второй канон. В почти наглухо закупоренном проходе вспыхнули вылитые прежде масло и смола.
Глухо, страшно ахнуло что-то. Заслон вспучился и упал. В клубах огня и дыма рвануло что-то — словно из орудийного жерла. С грохотом полетели оттуда обломки решётки. В воздухе свистело, взрывалось, ревело. Огневые галки с шипением летели в ров.
Когда дым слегка разошёлся, люди увидели, что передняя стена башни немного расселась, что из неё и из бойниц дымит. И ещё увидели огневую преисподнюю во вратном туннеле. Внутренние врата устояли. Даже взрыв не вывалил, а выбил их. Но зато они пылали ярким горячим пламенем.
— Вот оно, — сказал Вестун. — Чуть-чуть повременим, они и упадут.
От пылающих половинок летели угольки, брызгало расплавленной бронзой. Защитники, видимо, только тут опомнились и, наверно, начали лить по продушинам воду. Им удалось немного сбить огонь, но зато башня теперь стояла вся в облаках дыма и пара.
— Ничего, это нам с руки, — отметил Вестун. — Быстрее погаснет огонь.
— Это нам тем более с руки, что они сейчас оставляют башню, — согласился резчик. — В такой бане живой человек не выдержит.
Над башнею стоял седой, непрозрачный столб. Колыхался. Плыл в ночь.