Она знала о планах мужа, но до последнего дня надеялась на чудо: найдется работа и Сергей останется дома. Столица, в которой по молодости она бывала, представлялась гигантским муравейником, где на каждом шагу подстерегают опасные люди и действуют неписаные законы. Тот, кто однажды попал в мутный столичный омут, тот для тихой размеренной полудеревенской жизни пропал навеки…
Но случилось то, чего она так боялась.
— Возьми под часами деньги на первое время и чемодан мой собери, — попросил муж, не глядя в глаза.
Когда младший снял с плеча тяжелую сумку с вещами и позвонил в дверь, столичный брат Леня на кухне как раз заканчивал завтрак. Вопил телевизор, звенел то ли будильник, то ли телефон, гремела посудой жена брата Марьяна, но всё покрывал радостный бас Леонида:
— Наконец-то! Садись за стол, отметим! Мы с тобой…
Обняв младшего за плечи и дыша легким, коньячным, «благородным» перегаром, брат повторял:
— Этот город будет у наших ног! Марьяна, да присядь, успокойся, что ты как волна мельтешишь!
Супруга то входила в комнату, то выходила, приносила тарелки с рюмками, одновременно отвечая по телефону.
Початая бутылка коньяка утвердилась на столе. Отпраздновав, как полагается, встречу, Леонид посовещался с женой и объявил, что жить Сергей будет пока у него, места в квартире из трех комнат достаточно. С завтрашнего дня начнется работа. Старший займется поиском клиентов и прочей тяжелой административной работой. Марьяна, как финансовый директор малого предприятия, будет подсчитывать прибыль (большую общую прибыль — Леонид показал свой мощный кулак — вот такую!) и убытки (презрительный жест измерил величину ногтя на корявом мизинце).
— Да ты скажи толком, что за бизнес у тебя? Чем я буду заниматься?
Удивился братец:
— Как чем? Ремонтом машин, конечно! Ты ж не профессор, чтобы лекции читать! — И Леонид шутя толкнул Сергея в плечо.
Далее потянулись дни, похожие один на другой. Леонид приводил клиентов, Сергей чинил автомобили, деловитая Марьяна забирала деньги.
Раз в месяц Марьяна проводила «производственное совещание». Доставала книгу учета, показывала квитанции к переводам, которые уходили Танюшке и Татьяне, квитанции за оплату квартиры, магазинные чеки. Получалось, что вся часть выручки, положенная Сергею, израсходована на его же нужды. Марьяна скромно намекала, что занимается делами младшего брата даром.
Бегает на почту из уважения к братской дружбе… Каблуки стаптывает. А сапоги дорогие, между прочим.
— Инфляция, — повторяла Марьяна со знанием дела, — золото поднялось в цене. Недвижимость хорошо бы купить, да не на что. Кризис!
Сергей в бухгалтерии не разбирался. Доверял Леониду и его жене, сказано: кризис, значит, пусть будет кризис.
С утра до вечера он видел перед собой автомобили. Черные. Серебристые. Иномарки, отечественные. Они сменяли друг друга, мелькали, как на конвейере. Он не помнил лиц хозяев, но мог вспомнить знакомую деталь. Когда брат Леонид желал отдохнуть, ездили на дачу. Потому что Марьяна уже кривила лицо при виде очередной пьянки. Она стала хорошо одеваться, несмотря на кризис, поменяла «Жигули» на добротную иномарку. Кроме того, в квартире начался ремонт.
Надежды Сергея на привольную жизнь в столице таяли. По ночам всё чаще вспоминал родной дом, смех маленькой дочки, легкую походку жены.
Присела Татьяна в уголок, взяла на руки Танюшку. Да так и просидела всю службу.
То и дело от усталости закрывались глаза.
Но даже в полусне одолевали мысли о том, что зимние сапожки ребенку малы, а рукава пальто обтрепались, а лекарства стоят дорого, и пора платить за квартиру, не то отключат свет, перевода же придется еще ждать, самое малое, неделю. А главное — она одна, без мужа осталась…
«Всякое ныне житейское отложим попечение», — пели на клиросе, и она честно старалась не думать о своем, житейском, надоевшем.
Она подходила к кресту, когда батюшка Алексей объявил, что приглашает всех прихожан к себе на воскресную трапезу. Любопытно стало Татьяне и, вспомнив, что первое вчера не варила, подумала: «А что? Пойду, раз зовут».
Хором прочитали молитву. Сели на лавки за длинный стол. Строгая пожилая женщина в белом платке, руководившая на службе певчими, разливала по тарелкам щи из алюминиевой кастрюли. Отец Алексей собственноручно резал серый хлеб, прижимая буханку к груди. Каждый из сотрапезников получил из его рук свой кусок, и первой — Танюшка, меньшая из гостей.
Со щами девочка расправлялась героически, но не совсем удачно: расплескала лужицей по столу и тут же размазала ложкой для красоты.
— Простите, можно взять тряпку? — попросила Татьяна.
— Да я сама вытру, не волнуйтесь, мне в радость за детками убирать, — отозвалась строгая Нина Васильевна неожиданно приветливо.
Танюшка доела свой кусок хлеба и протянула руку за новым. Батюшка ей еще кусок подал.
«Ну, вот, — сконфузилась Татьяна, — подумают теперь, что у меня ребенок голодный!»
Провожая Татьяну с Танюшкой, Нина Васильевна сунула в руки девочке кулек с конфетами.