Лариса Павловна, глава нашего сестричества, объявила о начале праздничного концерта и сама села к пианино. Зазвучал вальс, и к сверкающей огоньками елке выбежали семенящим шагом совсем маленькие, лет по пяти, девочки, наряженные снежинками, но, правду сказать, более похожие на белых мышек, чем на снежинок, — сами пухленькие, а ручки-ножки тоненькие. Они более-менее плавно и слаженно покружились и замерли возле елки. Тут вальс сменился «камаринской», к елке выбежали мальчики, наряженные еловыми шишками, и тоже пустились в пляс. Они в основном старательно и не очень в лад топали, такой уж был у них танец. Когда топотушки кончились, «шишки» и «мышки» разбились на пары и закружились в детском подобии вальса.
— Для всех тогдашних моих подопечных, кроме Никитки с мамой, «ладисполийское сидение» закончилось довольно скоро и благополучно: все получили визы и отправились по местам нового жительства, — ответил на мой вопрос Михаил Николаевич. — А вот Никита с мамой остались в Ладисполи.
…Грациозно неуклюжий танец малышей закончился под бурные аплодисменты родителей и гостей. К елке вышли приходские ребята постарше и запели хором «Тихую ночь», на немецком языке, естественно. Красиво и тихо так запели. Разговаривать под их пение было бы невежливо, а потому я прикрыла глаза и под пение детей стала вспоминать…
Это было в начале восьмидесятых. В итальянском городе Ладисполи, расположенном на берегу Адриатического моря, застряла группа эмигрантов из СССР, не пожелавших отправиться ни в Израиль, ни в США, а ждавших разрешения на отъезд в Канаду, Австралию или Новую Зеландию. Ждать приходилось долго, порой невыносимо долго. Поэтому Михаил Николаевич, единственный постоянный житель Ладисполи полурусского происхождения, но душой вполне русский, сын офицера первой волны и местной аристократки-итальянки, называл их пребывание на берегу Адриатики «ладисполийским сидением» — по аналогии со знаменитым «галлиполийским сидением» Белой гвардии.
Я приехала в Ладисполи из Мюнхена, чтобы встретиться со старым питерским приятелем Юрием, бывшим диссидентом, тоже застрявшим в тех краях. От местных властей Юрий с женой получили на время вполне приличную трехкомнатную квартиру, у них я и остановилась на пару недель, чтобы вместе встретить Новый год и Рождество. Юрий познакомил меня с Михаилом Николаевичем, работавшим переводчиком при фонде помощи эмигрантам. Мы с ним сразу обнаружили одинаковые литературные пристрастия и подружились. Юрий, его жена Катя, Михаил Николаевич и я составили дружную четверку неутомимых путешественников по окрестностям: целыми днями мы разъезжали на Юрином джипе, а Михаил Николаевич нас просвещал: в этом древнем краю было на что посмотреть! Иногда Юра и Михаил Николаевич говорили и о делах эмигрантских, но меня они мало интересовали: захотели люди эмигрировать и сумели — ну так что ж с этого? Каждый выбирает сам… И даже если кто-то жизнь на чужбине не выбирал, а за него это сделало КГБ, негласно введя изгнание в практику борьбы с инакомыслием, то ведь всё равно путь, приведший к насильственной эмиграции, был все-таки выбран по собственной воле.
Но познакомиться кое с кем из эмигрантской публики в Ладисполи мне пришлось…
Вышло это так. Встретили мы Новый год скромно, постно, как и подобает истинным православным. Приближалось Рождество. И тут случилась беда: на одной из наших экскурсий Катя подвернула ногу, растянула связки и даже получила трещину на голени, и всё это — угодив в колею древней этрусской дороги! Случай уникальный, послуживший темой постоянных наших подшучиваний над бедной Катей. Дорога эта проходила в каменистых холмах и вела к этрусскому захоронению; служила она этрускам, видимо, не один век, потому что повозки, подвозившие погребаемых к пещерам-гробам, пробили в каменном ложе дороги глубокие колеи, — вот в одну из них и угодила правой ногой наша Катя, причем как раз накануне Сочельника! Отвезли мы ее к ортопеду, тот сделал рентген и наложил шину, прописал постельный режим. О том, чтобы ей ехать на рождественскую службу в Рим, теперь и речи не было. Михаил Николаевич предложил мне ехать на службу с ним, но я отказалась: неудобно было оставлять хозяев — я же приехала как раз для того, чтобы встретить вместе Рождество!
Кончилось тем, что и Михаил Николаевич решил остаться с нами.
— А что же мы будем делать в Рождество? — спросила Катя.
— Как что? Праздновать будем! — ответил Юра. — В Сочельник помолимся, почитаем Рождественский канон, седьмого января будем праздновать, а причащаться поедем в Рим на Святках.
— Послушайте, друзья, вы не возражаете, если мы пригласим встретить с нами Рождество еще двоих «ладисполийских сидельцев»? — чуть смущенно спросил Михаил Николаевич. — Это вдова с сыном. Они мало с кем тут общаются и очень скучают. Оба сильно горюют: отец семейства скончался год назад…
— А сколько лет сыну?
— Семь лет.