В дом вошла старушка-прислужница. Увидев Евдокию, сидящую у кровати Силантия, она заохала и замахала, как крыльями, руками.
– Ну на минуточку выйти нельзя, Господи! – запричитала она. – В постель, в постель ступай, голубушка! Его нельзя сейчас теребить, дохтор не велел!
Евдокия встала и отошла от кровати. Старушка взглянула на Силантия и снова замахала руками.
– Господи, и этот с душой прощается! – воскликнула она. – Владыка Небесный, спаси и сохрани его!
Крестясь и нашёптывая молитву, она поспешила к столу, взяла один из пузырьков с лекарствами, капнула несколько капель в кружку с водой и поднесла её к губам уже хрипящего Силантия.
– Испей, испей лекарство, сердечный! – едва не плача, просила она. – Очнись, не помирай, ты же…
Вместе с Евдокией они влили лекарство в рот Силантия, и через минуту приступ купировался. Сначала исчезли хрипы при дыхании, затем выровнялось и само дыхание, еще минуту спустя Силантий провалился в глубокий сон.
Облегчённо вздыхая, старушка встала на колени перед иконами и стала возносить Богу горячие молитвы. Глядя на неё, Евдокия встала рядом, и слова благодарности растеклись по избе.
11
В девять часов утра Давид Плешнер открыл свою лавку и, ввиду отсутствия покупателей, уселся за прилавок. Он взял золотую брошь, приобретённую два дня назад по дешёвке, и принялся старательно полировать её, придавая товарный вид.
Открылась дверь, и в лавку вошёл посетитель, о чём ювелира предупредил подвешенный над дверью колокольчик. Плешнер лениво поднял взгляд, узнал старца Андрона и мгновенно вскочил на ноги.
– О-о-о, какой дорогой гость у меня сегодня! – воскликнул он со слащавой улыбкой. – Милости прошу, Андрон! Сейчас я стульчик тебе вынесу! Я сейчас… Я сейчас…
– Не надо, не суетись, Давидик, – остановил его Андрон. – Я только на минутку к тебе заглянул.
– Ну, как скажешь, как скажешь, – «погрустнел» Плешнер. – Может быть, в подсобку пройдём? Я там чаем тебя угощу. Замёрз поди в санях-то, пока из Зубчаниновки в город ехал?
– Не замёрз и не чаи распивать я к тебе пожаловал, – отказался Андрон. – Хочу знать, Давидик, как дело твоё процветает? И про долю свою услышать хочу. Как она множится и приумножается.
У Плешнера вытянулось лицо.
– Да ты что, Андрон? – промямлил он плаксиво. – О каком таком процветании ведёшь речь? Да я сейчас концы с концами еле свожу. Только на кусок хлеба без масла с трудом зарабатываю.
– Не сетуй, не сетуй, Давидик, – ухмыльнулся Андрон. – Меня ты не проведёшь, я тебя давно знаю.
– Ты же по улицам ходишь, Андрон, и видишь сам, что там происходит, – заюлил Плешнер. – Осень к концу идёт, уже снежок выпал, мороз на улице, а на каждом углу стачки и забастовки так и продолжаются. Никакой холод людей не держит. Приличные люди интерес к золоту и драгоценностям потеряли и к нам, ювелирам, сейчас редко заходят.
– А ты не пудри мне мозги, Давидик? – не поверил ему Андрон. – Я тоже, как и ты, в Самаре живу и всё не хуже тебя вижу.
– У каждого человека свой взгляд на жизнь, Андрон, – вздохнул Плешнер. – А мы, евреи, прозорливее всех ныне живущих. Мы чувствуем опасность не только за версту, но и глазами и душами.
– Да, в чутье собачьем вам не откажешь, – согласился Андрон. – Но это дела не меняет. Ты, Давидик, сделай милость, отчитайся передо мной о состоянии наших общих дел. Я хочу знать, какова величина доли моей. И не виляй хвостом, Давидик, делай, как я тебе говорю.
Плешнер занервничал в замешательстве, не зная, как реагировать на требование старца хлыстов.
– Я жду, Давидик, – напомнил Андрон. – Не испытывай моего терпения!
– Вспомни, Андрон, когда ты переживал чёрные дни, все отвернулись от тебя, разорили, одурачили, – начал издалека Плешнер. – А кто тогда не отвернулся от тебя? Правильно, это я, Давидик. Я продолжал с тобой партнёрство, хотя и не имел с того никакой выгоды. И благодаря мне ты кое-как держался на плаву, вспомни.
– Хорошо помню, Давидик, будто вчера всё было, – вздохнул Андрон. – Только не пойму, куда ты сейчас клонишь, морда жидовская? Если тогда ты ещё как-то поддерживал меня, то сейчас решил наверстать упущенное и подчистую, самолично ограбить меня?
– Не понимаю, о чём ты? – нахмурился Плешнер.
– Всё ты прекрасно понимаешь, Давидик, – покачал головой Андрон. – А вот я перестаю тебя понимать. По тому, как ты сейчас себя ведёшь, я отлично вижу, что ты собираешься присвоить мою долю и откреститься от меня.
– Почему ты так думаешь про меня, Андрон? – обиженно поджал губы Плешнер. – Чем я вызвал твои подозрения?
– Хочешь знать чем? – сузил глаза Андрон. – Да всем. Начну, пожалуй, с купца Сафронова. Почему ты рассказал ему всё о наших с тобой «партнёрских отношениях»? Разве я просил тебя об этом?
Выслушав его, Плешнер тяжело опустился на стул и обхватил голову руками. Андрон посмотрел на него презрительным взглядом.