– Он уже делал мне такие намёки, но я не давал ему никаких обещаний. Пока я жив, этого не будет! – в сердцах воскликнул Сафронов. – Гаврила весь немалый капитал по ветру пустил, а теперь женитьбой мыслит свои плачевные дела поправить!
Заметив нервозное состояние, охватившее мужа, Марина Карповна решила сменить тему.
– Ну да ладно, – тихо сказала она. – Шут с ним, с Лопырёвым. Раз зашёл разговор о будущем нашей доченьки, так давай поговорим о ней.
Взглянув на неё, Сафронов вскинул удивлённо брови.
– А разве есть такая необходимость? – спросил он.
– А ты как считаешь, Ваня? – ответила Марина Карповна. – Доченька наша выросла, заневестилась. Ну не получилось с учёбой, так бог с ней. Ей о жизни дальнейшей надо думать и нам вместе с ней.
– Но я не готов говорить об этом именно сейчас, – поморщился Сафронов. – У меня даже мысли не возникали о замужестве Анны, и вдруг… – Он замолчал и развёл руками.
– Нет, Ваня, мы поговорим об этом, – настоятельно потребовала Марина Карповна. – Давай-ка воскресим в памяти все порядочные семьи Самары.
– И поедем сватать того, кого выберем, – с сарказмом огрызнулся Сафронов.
Марина Карповна не отреагировала на его колкость и продолжила:
– Сначала выберем повод для знакомства юноши и нашей дочки, а затем… Дальше жизнь покажет, что и как будет.
– А с Лопырёвым как же? – ухмыльнулся Сафронов. – Его будем вносить в наш список претендентов на руку нашей дочери?
– Нет, Влас Лопырёв, безусловно, отпадает, – поморщилась Марина Карповна. – Если сын Гавриила Семёновича вырос пьяницей и лоботрясом, значит он таким и останется до конца жизни.
– В чём-чём, а в этом я с тобой согласен, – вздохнул сокрушённо Сафронов. – Ну так что, с какой фамилии начнём составлять свой список?
Силантий Звонарёв пришёл в себя вечером. Острая боль ушла из груди, и лишь незначительным потягиванием сердце напоминало о себе. Силантий убрал с лица прикрывающий глаза кусок марли и вздрогнул от неожиданности, увидев склонившуюся над собой Евдокию.
– Ты чего? – прошептал он тихо.
– Я? – Евдокия отпрянула, выпрямилась, но от кровати не отошла.
– С тобой всё в порядке? – попытался привстать Силантий, но у него не получилось.
– Да, со мной всё хорошо, – ответила тихо Евдокия.
– А я вот спёкся, – вздохнул Силантий. – Чуток бы, и всё. Спасибо батюшке, в избу свою затащил и уголок выделил.
– Ты Силантий? – поинтересовалась Евдокия. – Это про тебя мне сестра рассказывала?
– Наверное, – снова вздохнул Силантий. – Надо же, я ещё осенью из госпиталя вернулся, всё тебя хотел повидать, а довелось вот только что.
– Сестра мне говорила, что ты с Евстигнеем моим воевал. И ещё о другом рассказывала.
Она замолчала и, явно волнуясь, с трудом проглотила слюну.
– Вижу, боишься ты меня, Евдокия, – прошептал Силантий. – Но это только лик мой страшен. А в душе я тих и скромен, как Евстигней твой. Ты ещё не забыла его?
– Нет, не забыла, – тяжело дыша, сказала Евдокия. – Мы будто вчерась с ним расстались.
– Знаю, что не лукавишь, – прошептал печально Силантий. – Мне сестра твоя рассказывала, как ты на почту бегала, весточку от мужа ждала.
– Так ты и правда сам видел, как Евстигней мой погиб? – спросила Евдокия, смущаясь и краснея. – Сестра моя…
Она осеклась и замолчала.
– Да ты не стой столбом рядом с кроватью, красавица, – вздохнул Силантий. – Про Евстигнея послушать хочешь, добро, расскажу. И на вопросы твои отвечу, ежели мочи хватит. Ну а не хватит, не обессудь. Сама видишь, каков я…
Он хотел ещё что-то сказать, но не смог. Сильное волнение вызвало одышку. Силантий стал ловить ртом воздух, пытаясь раздышаться, но не мог. Приступ усиливался.
Увидев, что с ним творится неладное, Евдокия растерялась. С трудом переставляя ноги, она подошла к столу и стала перебирать разложенные на нём лекарства, пытаясь разобраться, какое из них дать Силантию. Из сложной ситуации её вывел голос больного, который попросил принести воды.
Евдокия схватила кружку с водой и поднесла к губам Силантия. Он с трудом сделал несколько глотков и глубоко вздохнул.
– О-о-ох, полегчало маленько, – прошептал он. – Будто не колодезной, а живой водицы испил из твоих рук, красавица. А я именно такой вот тебя и представлял себе, когда Евстигней о тебе рассказывал. Какими словами нежными он тебя описывал, что мне эдаких и не приходилось слышать никогда ранее.
Он замолчал и снова попросил воды. Евдокия поднесла к его губам кружку, и Силантий с трудом сделал ещё несколько мелких глотков.
– Каялся он, горевался, что тебя к хлыстам свёл, – тяжело дыша, продолжил он. – Страдал он безмерно и переживал шибко. Говорил, что с войны вернётся, заберёт тебя и жизнь новую начнёт. А оно вон как вышло… Пожёг нас ворог огнём в окопах. Евстигней, как и все наши, кто в окопе был, все отдали богу души. А я вот выжил.
– А я вот не верила, что погиб Евстигней, – всхлипнула Евдокия. – Я думала, что забыл он меня.
– Нет-нет, не забыл, не думай эдак, – заверил Силантий. – Он каждый день тебя вспоминал и Богу молился. А ещё он письма тебе писал, верь не верь, я сам видел.