Христоверы

– Не пустишь – спалю хоромы ваши вместе с вами. Того хотите?

Ни живая ни мёртвая Степанида с потерянным видом посмотрела на мужа.

– Макарушка, он спалить нас грозится.

– Что ж, тогда открывай, – едва ворочая языком, вымолвил Куприянов. – Если спалить обещает, то так и сделает. По себе знаю, что попусту словами этот демон проклятущий не разбрасывается.

* * *

Проводив Силантия за дверь, старики Звонарёвы поспешили к иконам. Горячими молитвами они старались заглушить тревогу внутри, вызванную странным поведением сына.

Помолившись и обретя утешение, старики уселись за стол друг перед другом и горестно вздохнули.

– Надо же, – покачала головой Марфа Григорьевна, – опять в ночь-полночь собрался и пошёл. Он с войны шальной возвернулся. Будто не в своём уме сыночек наш, отец?

– Весь день почитай в окошко зыркал, будто кого поджидая, – согласился с ней Матвей Кузьмич.

– А я ту ночь, когда Степанида Куприянова к нам прибегала, всю напролёт промаялась, беду сердцем чуяла, – всхлипнула Марфа Григорьевна. – А сыночек явился под утро, бухнулся спать и в ус себе не дует.

– А нынче налил в фонарь керосин и куда-то подался, – вздохнул Матвей Кузьмич. – Не иначе Макарку жечь, нутром чую.

– О Господи, Боже мой милостивый! – всплеснув руками, запричитала Марфа Григорьевна. – Натворит бед сыночек наш безмозглый! Ни ему, ни нам не сносить теперь головы!

– Чему быть, того не миновать, – снова вздохнул Матвей Кузьмич и в отчаянии махнул рукой. – Удержать мы его не могли, а теперь… Только одному Богу известно, что теперь с нами будет, ежели Силашка Макарку спалит.

* * *

Наступил вечер. Евдокия и Мария собирались на радения. Помогая друг другу, они натянули белые рубахи, сверху овчинные полушубки и присели на скамейку в ожидании приказа.

– Аж дрожь берёт, как подумаю, что Андрон и меня на «большой собор» берёт, – покосившись на дверь, прошептала Мария. – Говорят, что много народу там соберётся.

– Я тоже о том слыхала, – вздохнула Евдокия. – «Богородицу» выбирать будут и раденья большие учинять.

– Интерес берёт, кого выберут? – загорелась Мария. – А ежели кого-то выберут, то куда Агафью денут?

– Кого Андрон назначит, того и выберут, – усмехнулась Евдокия. – И Агафья на своём месте останется, старец очень почитает её.

Сёстры поочерёдно вздохнули и замолчали прислушиваясь. Они взволнованы. «Большой собор» был очень важным событием в жизни хлыстов, и на него собирались самые значимые в секте люди.

– Никогда не была на таких радениях, – едва скрывая рвущийся наружу восторг, прошептала Мария. – Как считаешь, чем они лучше всех остальных?

Евдокия пожала плечами.

– Я, как и ты, впервой призвана, – сказала она. – Вот погляжу и знать буду, чем отличаются такие радения от всех остальных.

– А я…

Из сеней послышался голос старца.

– Эй, Марья, Евдоха, живо на выход! Ждать времени нету, так что поспешайте, голубки мои!

* * *

Силантий вошёл в горницу, грубо отстранив рукой вставшую на пути Степаниду. Не раздеваясь, не разуваясь, он прошёл к кровати Куприянова, встал у изголовья и склонился над ним, как стервятник над своей добычей.

Макар весь сжался от страха и закрыл глаза в ожидании расправы. Но Силантий, глядя на него, лишь укоризненно покачал головой.

– Ну что, аспид, отлежаться решил, чтобы не исполнять данного мне обещания?

– Люди-и-и, на помощь! – завопила истерично Степанида. – Убивец в нашу избу явился, и он…

Она умолкла, увидев револьвер, направленный в её сторону.

– Заткни глотку, курва! – прикрикнул Силантий. – Ещё пикнешь, обоих порешу!

– Нет-нет, не стреляй, не надо! – натягивая на грудь одеяло, стонал обессиленный болезнью и паническим страхом Куприянов. – Я же хворый, жаром пылаю, вот и выйти из избы не могу!

– Значит, хворый ты? – усмехнулся Силантий. – Сейчас проверю. Уж не взыщи, ежели врешь.

Он коснулся уродливой ладонью лба Куприянова.

– И впрямь жаром горишь. Считай, что повезло тебе, пройдоха, и… И, видать, не в усладу тебе пришлась ледяная купель.

Он сдёрнул с Куприянова одеяло и ткнул стволом револьвера ему в область паха.

– А теперь портки сними! – потребовал он. – Видеть хочу печать скопцовскую и удостовериться, что не сбрехнул ты.

Куприянов посмотрел на притихшую у стены супругу затравленным взглядом. Степанида стояла статуей, бледная, беззащитная и растерянная.

– Ну, чего медлишь? – повысил голос Силантий. – Снимай портки, кому говорю? Предъявляй напоказ печать скопцовскую. Ежели ты сбрехнул мне и яйца с хреном твои на месте, то я, прямо сейчас, одной пулей тебя оскоплю!

Подчиняясь его требованию, Куприянов, кряхтя, со стоном, встал с кровати и опустил до колен портки.

– Всё, убедился я, что не сбрехнул ты, – удовлетворённо кивнул Силантий, убирая в карман револьвер. – Одевай портки и в кровать ложись. Вижу, печатью скопцов ты отмечен.

Он обернулся и посмотрел на Степаниду:

– А ты? Ты тоже оскопленная, говори?

Степанида утвердительно кивнула.

– Ну, раз так, то знакомиться давайте, по-свойски, по-приятельски, – озадачил Куприяновых Силантий. – Как считаете, есть в том резон?