Читаем Хрома. Книга о цвете полностью

Мои красные пеларгонии, цвет пылающего июня, всегда жили со мной. Каждую осень я подрезаю их; и, хотя они сократились всего лишь до нескольких цветочных горшков, когда я гляжу на них, я вижу прошлое. Другие цвета меняются. Трава уже не такая зеленая, как в дни моей юности. Нет больше той голубизны итальянского неба. Они переменчивы. Но красный – постоянен. Красный – это остановка в эволюции цвета.

Красный редко встречается в пейзаже. Его сила – в его отсутствии. Лишь мгновение в экстатическом закате, огромный шар солнца опускается за горизонт… и затем уходит. Я никогда не видел легендарной зеленой вспышки. Помните, что великие закаты – это последствия катастроф и катаклизмов, Кракатау и Попокатепетль.

Я закрываю глаза и вижу Красную Шапочку в темном лесу. Яркий красный плащ в сгущающемся сумраке. Волк с красными глазами лижет алые куски мяса.

ХУДОЖНИКИ ИСПОЛЬЗУЮТ КРАСНЫЙ КАК ПРИПРАВУ!

«Никогда не доверяй женщине, которая носит красное и черное», – говорит викторианская мать Роберта. А можно ли вообще доверять Красным мундирам? Мы всегда можем оказаться на другом конце их мушкетов.

Самое тайное и желанное место – туалетный столик моей матери, розовый храм Афродиты – алая губная помада с тонким запахом, румяна и ярко-красный лак для ногтей. Я иду через эту комнату, спотыкаясь в своих рубиновых тапочках – они мне велики. Я не Золушка. Забудьте о стране Оз. Я внутри «Женщин»[16]. Дебри красного… запахи косметики и грушевидных леденцов. Я восхищен сноровкой моей матери. Красные губы, щеки, ногти – которые я помогаю ей накрасить. Лак выглядит превосходно. Я пытаюсь накрасить свои ногти и попадаю в ловушку их пламенного ряда. Я – алая Вавилонская блудница, танцующая в Висячих садах. Мой отец с покрасневшим лицом кричит на меня: «Да чтоб ему просто… Черт побери! Черт его побери!»

Розово-красный не может быть противопоставлен любому, даже самому розовому цвету лица без того, чтобы лицо не утратило какую-то долю своей свежести. Розово-красный и светло-малиновый имеют тот серьезный недостаток, что придают цвету лица в той или иной степени зеленый оттенок.

(Мишель Эжен Шеврёль)

В 1960-х Мэри Куант предала красный, придумав голубую помаду, которая наложила тень смерти на многие губы. У красного есть свое место. Губы – рубиновые. Голубые губы вызывают у меня дрожь. У каждого цвета есть свои рамки, хотя мы и сдвигаем их. Представьте себе голубую герань. Уже придумали голубую розу, которая навсегда останется абсолютным противоречием. Он подарил мне дюжину голубых роз в знак своей любви! Послание любви не может быть голубым…

Красное море лечит, а пересекая его, испытываешь превращение, крещение. Исход из Египта был бегством от греха. Красное море приносит смерть неосторожным, но тем, кто уцелел, дает новую жизнь на другой стороне, в пустыне.

Рождество 1953-го. Тяжелый багаж, покрытый наклейками P&O. Его волокут носильщики. В возбуждении мы садимся на огромный лайнер в Ливерпуле, чтобы плыть в Индию. Во время путешествия мы пересекаем Бискайский залив, ужасно себя чувствуем под ударами урагана, все палубы задраены.

Первая остановка – Гибралтарская скала, затем пересекаем Средиземное море, и небо становится голубым. Порт Саид, волшебники и творящие чудеса уличные галли-галли-маны, дары от «Саймона Артца»[17]. Вниз по каналу к Горьким озерам, по левую сторону арабский Феликс, родина фениксов. Древние египтяне считали, что морю нельзя доверять, там жили темные боги, Сет, Тифон, место штормов. Однажды вечером мы вошли в Красное море, во время спокойного заката, залитого розовым и красным. Я снял с рождественской елки серебряный шар, привязал к нему нитку с катушки и опустил в кильватер корабля, и он искрился в волнах, красные паруса на закате.

Красный закат – пастух рад; красный рассвет – пастуху покоя нет.

Красный, красный, красный. Дочь агрессии, мать всех цветов. Экстремально красный, цвет бригад и флагов, марширующих красным, красным, по границам и кромкам наших жизней. Я заметил это, когда утратил невинность своего зрения. Красный заполнил интервалы между нотами таких воодушевляющих гимнов, как «Вперед, христово воинство» и «Интернационал».

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение