Хрома. Книга о цвете

Могу ли я вспомнить каких-нибудь серых писателей? Возможно, Беккет. Определенно – Уильям Берроуз; во-первых, из-за его работ, во-вторых, из-за его внешности. Джентльмен в жемчужносерой шляпе. Серый – это твердыня и тюрьма портновской элегантности. Францисканец [33] – серый монах. Серый кардинал.

В одежде мы связываем характер цвета и характер человека. Мы можем, таким образом, наблюдать связь между цветами по отдельности и в комбинации с цветом лица, возрастом и общественным положением.

(Гёте. Указ. соч.)

Седобородый [34] старец, Леонардо. Серое вещество.

Когда я пишу эти строки, маленький паровозик старинной желез-ной дороги Ромни, Хайт, Даймчерч [35] с грохотом проносится мимо, оставляя за собой струю серого дыма. Вокруг распространяется запах огня и горячей золы. Аромат моего детства, ожидание поезда, который должен забрать меня назад в школу с вокзала Ватерлоу.

И мы находим свой конец в роковом сером.

Слон слишком большой, чтобы спрятаться, а носорог слишком злой. Старый серый гусь не достанется на обед черно-бурой лисице[36]. Зато ее серебристый мех пойдет на капюшон богатой сучки. Маленькая серая моль притаилась в сумерках ее шкафа. А уханье старой серой совы напоминает, что все обратится в прах.

Книжная моль

Моль съела слово. Кажется мне,Чудесная вещь. Удивительно очень,
Что моль проглотила в темноте
Слова, что люди изрекли,
Их силу великую; сам же вор
Мудрее не стал от съеденных слов.
(Неизв. автор. Старая английская поэзия. Указ. соч.)
Серый – это мир скорби
В нем цвета умирают
Как вдохновенье
Блеснет и угаснет снова
Серый – могила, твердыня
нет из которой возврата.

Марсилио Фичино

Настоящее наполнено эхом прошлого…

Ангелы, словно играя в прятки, выглядывают из-за трона маленькой коренастой Мадонны Мазаччо в Национальной галерее – вот вы их видите, а вот – нет. Перспектива смеется над вами.

В то время когда родился Фичино, 19 октября 1433 года, под меланхоличным знаком Сатурна, художник Уччелло, одержимый перспективой, дни и ночи просиживал в своей мастерской. Его злая жена думала, что Перспектива – это его любовница, Перспектива была одной из тех девушек, стоящих в точке, где сходится дорога, южная, обнаженная по пояс даже холодными зимними утрами, подбирающая прохожих.

Госпожа Перспектива расширила поле зрения.

Пробила дыры в стенах.

Дала миру Уччелло новую перспективу.

Правитель Флоренции Козимо Медичи раскрыл объятия для всего нового… его город гордился своей современностью.

В 1439 году византийский император Иоанн Палеолог и восьмидесятилетний ученый Гемист Плифон прибыли из Константинополя, находившегося в очень тяжелом положении, чтобы просить помощи в войне против арабов-мусульман и обсудить проблему раскола между церквями Запада и Востока. Плифон продемонстрировал потрясающую эрудицию во время своей лекции об Аристотеле. Аудитория слушала с восхищенным вниманием, но ее энтузиазм заметно остыл во время его второй лекции о Платоне и неоплатонике Плотине. Платон считался дьявольским отродьем – аудитории был известен только один фрагмент из «Тимея», а все остальное было для них китайской грамотой [37] – философия Платона врезалась в аристотелевскую схоластику, как метеор в айсберг, взорвав христианского бога Сатурном и Юпитером, Юноной и Венерой и их посланцем – Меркурием. Разве могло служить извинением то, что Порфирий, биограф Плотина, говорил о нем как о скромном и мягком человеке? Определенно, они были дурными людьми.

Но Козимо считал по-другому. В 1453 году, через год после того, как Леонардо родился в Винчи, его посетила блестящая идея – не основать ли Платоновскую академию… но кто бы мог ее возглавить? Несколько лет спустя эта проблема была решена – когда он встретил Марсилио, подростка, сына своего врача. Марсилио воспитывали как последователя Аристотеля, и он немного знал греческий. Козимо поощрял его совершенствование в языке и затем приказал ему перевести герметические тексты, назначив руководителем новой школы.

Это решение распахнуло двери лабиринта.

Платон, которого он открыл, привел к пересмотру всей жизни – к Возрождению.