Хрома. Книга о цвете

Я легкомысленно играю с зеленым бисером. Тосканские крестьяне прячутся от плохой погоды под большими зелеными зонтами. Они называются «базиликами», потому что напоминают церковный купол. Я впервые увидел «базилику», когда мы искали с Кеном Расселом место для съемок его фильма «Гаргантюа» на заброшенных площадках студии Cinecittà. Я рассказывал ему о своей идее дизайна Телемского аббатства. Я собирался сделать его похожим на могилу Адриана, с лесом на вершине, напоминающим Висячие сады. И тут меня прервал наш взволнованный водитель, он показал на автомобиль, проезжавший мимо, и сказал: «Феллини». Обе машины остановились, из той машины через мгновение выскочил маленький человечек, открыл огромную зеленую «базилику», потому что шел проливной дождь, и затем из машины вышел тучный Феллини, в шляпе, съехавшей на один глаз, такой же элегантный, как спекулянт 1950-х из «Сладкой жизни».

Две зеленых бутылки на стене стояло, вдруг одна бутылка со стены упала…

1950-е. Страшная холодная война 1950-х придумала еще один зеленый. Не зеленый цвет жизни, а враждебный зеленый, зеленый гной, цвет гниющей плоти. Зеленая зависть[45], из-за которой розовый румянец на вашем лице сменяется зеленой бледностью. Позеленеть от страха[46].

Рвота и слизь.

Под зеленоватым небом материализовались гоблины, пришедшие из научной фантастики. Мекон [47] и склизкие маленькие зеленые человечки с Марса, сеющие раздоры в свете похожей на зеленый сыр луны. Они завидуют и угрожают нам, людям. Но стойте! Веселый зеленый великан [48] и его друг дракон спешат на помощь. Почему драконы зеленые? Почему кому-то везет, а кому-то – нет? Вел ли свою родословную убитый святым Георгием дракон от хладнокровных змей или, может быть, даже от динозавров… которых мы почему-то считаем зелеными, хотя они вполне могли быть розовыми, пурпурными или желтыми.

Мышьяковый зеленый – самый ядовитый цвет. Наполеон умер от отравления мышьяком, который выделяли разлагающиеся от сырости зеленые обои в его тюрьме на острове Святой Елены. Он мог бы повторить вслед за Уайльдом, одним из последних замечаний которого было: «Я веду со своими обоями войну не на жизнь, а на смерть. Кто-то из нас должен уйти». А может быть, дягиль, добавленный в его рисовый пудинг, был отравлен или что-то подмешали в его мятную настойку? Я думаю, дело было в отравленной зеленой сливе-венгерке. Фрукт, открытый сэром Уильямом как-там-его в 1725 году. Удар милосердия часто наносили через еду. Кашица из зеленого горошка окрашивала яд зеленым… Глоток зеленого чая для утонченных натур… Глаза выкатываются от ужаса при виде смертоносной тарелки шпината… Смотрите, убийца одет в зеленое платье, приносящее несчастье! Он закалывает вас под зеленым светом жаркой звезды, пока веселые феи танцуют в волшебном кругу. И вот уже вы лежите в канаве подобно гангренозному Христу Матиаса Грюневальда – гнилостный запах смерти в ваших ноздрях.

Одна зеленая бутылка на стене стояла, вдруг одна бутылка со стены упала…

«Совенок и кошечка по морю плывут в ярко-зеленой лодке»[49]. Представьте, что они были дальтониками и не различали красный и зеленый… Зеленое солнце садится за полем зеленых маков – может, именно туда направлялись кошечка и совенок? А может, они плыли в Мекку, в духовный зеленый, и вернулись в зеленых тюрбанах, которые носили те, кто совершил паломничество. Воспоминания о Шехеразаде, танцующей в изумрудных декорациях Бакста.

Мои 1960-е были зелеными. Я открыл для себя банки с зеленым аэрозолем, таким же ярким, как трава, этот аэрозоль был новинкой. Я разбрызгивал его на огромных полотнах и делил пространство вертикалями, нарисованными бронзовым цветом, который я смешивал сам… «Пейзаж с бронзовыми столбами». Художники всегда экспериментируют, иногда это приводит к ужасным последствиям. Битум, который использовал Джошуа Рейнолдс для своих портретов, делал их призрачно-серыми. Некоторые краски поблекли, как умерла ярь-медянка на венецианских картинах, и фиолетовый на них превратился в белый. Почерневший красный. Теперь уже кажется, что так и было задумано. А другие цвета, такие как голубой ляпис, которым венецианцы рисовали перспективу, кричат на вас с горизонта, и небеса, когда-то пребывавшие в гармонии, почти выпадают из рамы. Именно это заставило Караваджо сказать: «Голубой – это яд».

Самый стойкий зеленый пигмент – это тереверда, зеленая земля. Самый ненадежный – ярь-медянка, окрасившая всю венецианскую живопись в коричневый цвет. Цвета со временем сбегают, оставляя нас в вечной осени.