После звонка Симмондса можно было просто свалить. Сбежать по лестнице и вон из дверей. Его напарники не знали его настоящего имени. В считаные минуты он мог оказаться за много миль отсюда, раствориться в ночной жизни города.
Вместо этого он встал и провел пальцем по замызганной стене спальни. Немного подумал, мысленно адаптируясь к вновь открывшимся обстоятельствам. Затем вышел из комнаты, спустился по лестнице и направился по коридору в кухню.
Топор, словно обычный хозяйственный инвентарь, стоял прислоненным к стене. Деревянное топорище, серо-красное лезвие, как в мультиках. Левой рукой Керли на ходу подхватил его и, не сбавляя шагу, перебросил в правую. Увесистый. Гладкое дерево удобно лежало в руке. Так чувствуют себя солдаты, вскидывая винтовку на плечо.
Мо, сидящий за кухонным столом, заслышав шаги, повернулся вполоборота к двери. Ларри стоял у раковины, с банкой колы в руке. Оба выглядели как обычно: Мо – черная футболка, дурацкая эспаньолка; Ларри – шмыгающий взгляд, щетинистая черепушка, закатанные рукава, стильные джинсы и новенькие кроссовки. Словно играл роль. Словно все происходящее было спектаклем – «мы же не собираемся в самом деле отрезать ему башку». На губах – снисходительная командирская ухмылочка. При виде Керли она отклеилась. Прозвучали слова:
«Ты чего…»
«На фига ты…»
«Совсем охренел…»
Слова скользнули мимо ушей Керли: малозначительные моменты, поглощенные насущной проблемой, решение которой было у него в руках.
Замахнувшись, он описал топором широкую плавную дугу, едва не чиркнув по потолку, и, грациозно расслоив воздух в кухне надвое, до упора утопил лезвие между лопаток получателя.
Плечо содрогнулось отдачей.
Мо изрыгнул кровавую массу и ткнулся мордой в столешницу.
Ларри был балаболом. А Мо был настоящим идеологом.
Сейчас Керли сказал Ларри:
– Не тащись еле-еле. Не привлекаем внимания.
Ларри, надолго теперь расставшийся со снисходительной командирской улыбочкой, прибавил газу.
Рука у Керли все еще ныла отголоском от удара. Не от широкого замаха, но от резкой остановки по прибытии топора в пункт назначения. Он потер локоть, который словно источал жар, как недавно выключенная электролампочка.
В багажнике машины, связанный и с кляпом во рту, лежал Хасан, съежившись, будто пытаясь удержать жизнь внутри.
В зависимости от контекста «внизу» означало в Риджентс-Парке разное. «Внизу» могло означать архив; «внизу» также могло означать подземную парковку. Было и еще одно «внизу», намного ниже, «внизу» значительно более глубокого залегания, чем высота самого здания. И очутиться в этом «внизу» не хотелось никому.
Подземный Лондон, в центральной части города, ненамного уступает размером Лондону надземному. Некоторые элементы этой инфраструктуры открыты для посещения публикой; в первую очередь, разумеется, метро, а также определенные достопримечательности, такие как бункер Черчилля и различные прочие бомбоубежища. Но есть и другие сооружения. Их кодовые названия – «Бастион», «Вал», «Цитадель», «Пиндар» – время от времени становятся известны широкой общественности, однако сами они скрыты от посторонних глаз; все они входят в комплекс «Крепость „Лондон“» и вместе с системой подземных ходов и туннелей образуют инфраструктуру кризисного управления, призванную обеспечить защиту и безопасность не столько жителей столицы, сколько правительственных организаций, в ней оперирующих. Если произойдет катастрофа, будь она биологической, ядерной, природной или вызванной гражданскими беспорядками, именно из этих укрытий станут осуществлять командование и контроль за происходящим. Эти опорные пункты являются основополагающим элементом топографии Лондона, хотя ни в одном атласе-путеводителе их не найти.
Помимо этого, под землей есть и другие секретные объекты, о которых известно еще меньше, типа тех, что размещаются под Риджентс-Парком.
Лифт ехал медленно, но так и было задумано. Каждого, кто попадал сюда против собственной воли, долгий спуск заставлял (если они были в сознании) нервничать и чувствовать свою незащищенность. Диана Тавернер же коротала время, всматриваясь в свое отражение. Для женщины, которая спала четыре часа в течение последних тридцати, она выглядела неплохо. С другой стороны, именно в моменты кризиса она всегда чувствовала себя особенно полноценно. Даже в периоды сравнительного затишья она не позволяла себе расслабиться: ее обычный распорядок (работа – спортзал – работа – винотека – работа – дом) не оставлял много времени на такие вещи, как сон. Сон не являлся приоритетом. Сон означал временную утрату контроля. Пока спишь, всякое может случиться.
Всякое может случиться и пока бодрствуешь. Один из ее агентов, Алан Блэк, убит; убит отморозками из «Гласа Альбиона». После такого в любой другой операции была бы поставлена точка, она развалилась бы словно карточный домик. Потом началось бы внутреннее расследование. Гибель агента всегда пускает круги по воде. Порой эти круги превращаются в волны, в которых идут на дно карьеры.