Хроника достославных событий, кои произошли при завоевании Гвинеи по приказу инфанта дона Энрики (ЛП)

Мавры же, хотя и увидели их сразу, как рассвело, подобно людям, уже о сем предупрежденным, долгое время не желали идти на них, выжидая, чтобы они зашли еще дальше вглубь земли, что помогло бы им [маврам] справиться с ними в большей мере по собственному усмотрению. Однако, после того как те [наши] в полной мере почуяли их намерение, они [мавры] обрушились на них сразу, как на нечто побежденное. И так как в битве было неравное соотношение, ибо врагов было двести, а наших — двенадцать, без надежды на помощь, то они были быстро разбиты.

Там погиб Гонсалу ди Синтра, и, воистину, не как человек, коему не хватало доблести, но произведя великий урон среди врагов, до того, как сила не могла более помочь ему, и он должен был обрести свой конец. Прочих же погибло семеро, scilicet, двое спальников инфанта, одного звали Лопу Калдейра, а другого — Лопу Далвелуш [ди Алвелуш], один — стремянный, коего звали Жоржи, один — Алвару Гонсалвиш Пилиту и трое моряков[241].

И, по правде, я не желаю проводить различия, ибо все умерли сражаясь, не отступив и шагу назад. И хотя спальники, а равно и другой, стремянный, умели плавать, они так и не пожелали бросить своего предводителя, подле коего и нашли с доблестью свою могилу. Habeat Deus animam quam creavit et naturam quod suum est![242].

Пятеро же вернулись на свою каравеллу и вскоре отплыли в королевство, ибо после подобной потери у них не было причины делать что-либо иное или же следовать далее, как ранее им было приказано.

ГЛАВА XXVIII. О суждениях, кои автор приводит как предостережение в связи со смертью Гонсалу ди Синтры.

Мне представляется, что великую тайну нахожу я в событии, о коем уже говорил в предыдущей главе, ибо не ведаю, был ли то порыв алчности, желание послужить или, может, жажда славы. При всем том, поскольку опасность была столь явна, и в тот раз могла быть избегнута, если бы сей предводитель пожелал принять совет, я бы сказал, что таким образом распорядились небесные сферы[243], коих фортуна ослепила ему рассудок, дабы он вовсе не постиг свой [грядущий] урон. Ибо, хотя святой Августин и написал множество, и, к тому же, святых слов, отвергая предопределение небесных влияний, в других местах, как мне представляется, я нахожу противные [сему] авторитеты, как например, Иова, говорящего, что Бог установил нам предел, каковой мы не в силах преодолеть[244], и многие иные [авторитеты] Святого Писания, кои я оставляю, дабы мне не отдаляться от первичного намерения.

И было ли то предопределение фортуны или же божественный суд за какой-нибудь иной грех, или же, может статься, Бог пожелал таким образом привести их к более верному для них спасению, будет добрым делом, коли мы посмотрим, удастся ли нам извлечь из сего неблагоприятного события некоторые полезные вещи. В каковом событии, при должном рассмотрении, я нахожу семь вещей, в коих мы можем отыскать предостережение (filhar avisamento).

Первая вещь — что всякий полководец, имеющий начальника, из рук коего получает приказ, никоим образом не должен преступать веление своего господина или старшего. И сему мы имеем пример в деяниях римлян, ибо, хотя Юлий Цезарь с великою славой добился победы, подчинив власти Рима Францию, Британию, Англию, Испанию и Германию, но поскольку он превысил промежуток в пять лет, что был ему назначен как срок для покорения врагов, то ему отказали в почести, коя должна была быть ему оказана, и отняли ее у него — и не по какой иной причине (por al), кроме лишь той, что он нарушил приказ[245]. И Вегеций в четвертой книге De re militari рассказывает об Аврелии консуле, что тот пожелал, дабы его сын служил среди пеших солдат, ибо нарушил его приказ. А также святой Августин в пятой [книге] «Града Божьего» говорит о Торквате, что тот убил своего сына, каковой хотя и победил, но сражался против его приказа.

Вторая вещь — что к плененным заложникам, туржиманам чужой земли, всегда следует приставлять особую охрану, надзирая за ними с великою осмотрительностью. И зло, кое от [недостатка] сего произошло, является очевидным.

Третья — что когда какой-либо враг переходит на сторону полководца, то [последний] не должен ему доверять, но ему следует остерегаться со всем тщанием, почитая его приход за подозрительный, до той поры, когда будет одержана полная победа. Ибо чрез подобное, пишет Тит Ливий в книге о второй [Пунической] войне, была проиграна битва при Каннах, и сие вышло оттого, что римляне не пожелали остеречься насчет врагов, что перешли к ним[246].