Хроника лишних веков (рукопись)

Пятнадцать веков спустя в одном тихом уголке планеты Земля, в маленьком круге настольной лампы, я прочитаю такую римскую летопись: в ту ночь на лагерь Аттилы напал прямодушный Торисмунд, сын странно погибшего Теодориха. Ему не удалось пробить двадцать слоёв-колец кибиток. Аттила же, впервые оказавшись на грани поражения, пал духом и был готов, дабы не попасть в плен, совершить самосожжение… Чего только не выдумают жалкие римляне последнего века Империи!

…Когда стихло, на холме замерцало бледное течение огней — и мы услышали мрачные хоры. Готы пели вослед валькириям, уносившим души германских воинов.

Под утро загустел туман, тяжёлый и прогорклый. Я больше не увидел Каталаунских полей. Я не видел те сотни тысяч трупов, я не видел рек крови и багровых озёр. Их видели какие-то летописцы.

Когда кольца кибиток распались, я все ещё долго вглядывался в белый, набрякший над землёю мрак… Какая-то неопределенная фигура выступила из тумана со стороны пологого холма, застывшей волны Каталаунского поля. Я долго не мог разобрать, что это и как оно движется.

То была лошадь с отрубленной выше колена передней ногой. Кто нанес ей такой удар?.. Она порывалась догнать одну медленно скрипевшую кибитку и жутко монотонно стукала одним копытом… Я глядел, оцепенев… Потом из тяжкой белизны появился всадник-гунн и, обгоняя калеку, в упор пробил ей шею стрелой. Вскрикнув по-птичьи, лошадь рухнула — и осталась в тумане тёмным бугорком.

Аттила покидал поля, хохлясь мокрыми лисами.

— Зачем остановил?.. Хитрый, — отогнал он меня хриплым бормотаньем.

Великой армии я тоже не увидел, знал только по книгам, что мы повернули восвояси… Аэций нашел просторное место — эти Каталаунские поля, где было легко разбросать легионы союзников по разным концам так, чтобы они потеряли друг друга… Аттила отступал в тишине и мрачно раз или два похвалил «брата своего».

— Знай только ты, гипербореец. Брат мой Аэций всегда был умнее меня… Римлянин. Всех обманул. Там, наверху, я подготовлю ему достойную встречу.

Вдруг, в то самое утро, все гуннские запахи пропали… Я изумился, принюхался и понял, что привык… Значит, стал вонять сам, как все. До новых сумерек я ехал позади базилевса гуннов, он был мрачен, мы кутались в сырые от тумана меха мелких хищных зверей.

В который раз меня выручил Демарат. Мастер Этолийского Щита видел одинаково ясно чистым днём, в водяной мгле и ночной тьме.

— Тебя уже не трудно искать, — сказал он, поравнявшись.

Я заметил его голые большие колени и передёрнулся от холода.

— Нас так учили, — ответил он. — Мы — не варвары. Зато у тебя появился какой-то странный восточный прищур… Следи за собой, гипербореец.

— Случилось нечто похуже… — признался я.

— А-а! — засмеялся Демарат, и его конь повторил зубастую улыбку стратега. — Воняешь… Не теряй головы. Я тоже начинал вонять… Впрочем, здесь мы воняем все, независимо от веры и философии… Ты догадался, как обошелся великий Аэций со своей армией?

И я ответил стратегу:

— Самому не пришло бы в голову… в таком тумане. Но, знаешь ли, довелось однажды прочитать в книгах.

— Неплохо сказано, — оценил Демарат.

Внезапно конь под ним содрогнулся, и я, подняв с бровей свою лисью шапку, пристально посмотрел на него.

Стратег спал с лица.

— Что-нибудь случилось, Демарат? — осторожно посочувствовал я ему.

— Прости меня, гипербореец, — очень тихо сказал он.

— О чем ты? — сразу едва ли не до слёз растрогался я.

— Я — единственный, кто с самого начала не верил ни одному твоему слову. Мне приходилось встречать очень хороших фокусников… Очень хороших. Прости меня, теперь я прозрел. Теперь я знаю.

— Знаешь?!

— О том, что в книгах, которые тебе довелось прочесть, нет ни одного слова о Демарате, Мастере Этолийского Щита. Такого как бы не было… Что, в сущности, недалеко от истины. Но как ни крепись — не сожалеть об этом трудно.

— Демарат! — позвал я громко.

— Что? — удивился он.

— Ничего. Просто я назвал тебя по имени. Разве этого не достаточно?

Уголки губ стратега слабо задёргались, он положил мне руку на плечо и резким движением смахнул с куницы влагу, брызги полетели.

— Благодарю тебя, Николаос… Я открою тебе тайный способ уничтожения гуннской вони. Нужно пить хорошее эллинское или, на крайний случай, римское вино. Часто и помногу. Тогда оно выйдет из пор — и выбьет вонь.

Я тоже прозрел по-своему: вот чего не хватало Агасферу. Спиться! Но он, по всей видимости, был не слишком впечатлительным евреем.

Каталаунские поля остались уже далеко позади, когда я окончательно и равнодушно отчаялся — и смирился под лисьей шапкой на всю оставшуюся жизнь. Голые колени Демарата меня пугали — ни в эллины, ни в иудеи я не годился.

Но именно в тот день, когда я подружился с лисьей шапкой, — и решилась моя судьба.

— Что хочешь за Тулузу? — сурово вопросил меня Аттила.

Тонко, долгим клинком багровел закат. Как обычно в то лето — пронзительно холодало, и два варвара кутались в меха хищных зверьков.

— Базилевс, что я мог заслужить?

— Каждый получает свою долю, и ты не лучше других, чтобы не брать ничего. Бери, сколько унесёшь… Ты еще не в своей Гиперборее.