Хроника лишних веков (рукопись)

Солнце светило с юга прямо в глаза, и Аттила был раздражен.

Гуннский всадник запылил издалека и, подъехав, вдохнул:

— Едут!

Муравьиная цепочка вскоре показалась вдали.

Белый жеребец Аттилы царственно встал на берегу и затрепетал большой белой луной на встревоженной ветром воде.

— Шапку надень! — повелел мне Аттила, и я растерялся, потому что имел уже две варварских шапки: одну лисью, с двумя роскошными хвостами, а другую — кунью, круглую, с лапками.

— Надевай лису! — поторопил Аттила. — Не нахлобучивай. Пусть видят твое лицо! Где Маркион?

Недолго искали нового придворного пиита, русого коринфского юношу осьмнадцати лет.

Аттила оглядел его с головы до ног.

— Не годится. Одеть, как гунна!

Юноша сник.

Демарат покривил губой и усмехнулся.

— Ты! — Аттила ткнул перстом в него. — Стратег. Этолийский щит и шлем. Панцирь с золотом. Плащ легата. Найди почище!

Демарат гордо склонил голову.

Пот потёк у меня с висков и по переносице, защекотал брови. Я приподнял шапку, вытерся широко, рукавом.

— Терпи!

Аттила поглядел из-под руки в римскую даль.

— Болото в глазах, — тихо сказал он рядом со мною. — Старею. Что у них там?

Я уже мог разглядеть папскую белизну под балдахином. Сооружение покачивалось и очень медленно увеличивалось, сопровождаемое двумя долгими, на полверсты, цепями всадников, последними преторианскими стражами Империи, последними исполинами в шлемах с петушиными гребнями.

— Папа? Не соврали римляне?

Гонцы равеннского двора побывали у Аттилы двумя днями раньше.

— Папа, — кивнул я. — Не соврали.

— Пора!..

Коринфский поэт, подавленный своей миссией, окутанный мехом и повитый ремешками, стал похож не на грозного варвара, а на испуганного лисёнка… Демарат открыто ухмылялся: ёрнический план Аттилы он разгадал и всей душой принял… чтобы потом, совсем затосковав, напиться до полусмерти.

Аттила тронул коня.

На корпус отстали его присные, вожди Орест и Эдекон, вполне себе исторические личности, которые в скором времени сами начнут бороться за затерянный Рим. За тускнеющий трон…

— Стоять! — вдруг крикнул Аттила по-гуннски, сорвался в галоп и, проскакав дюжину темпов, круто заворотил коня.

Он смотрел на всех нас пристально, издали — и весело из той недалекой дали скалился.

— Эй, варвары! — возгласил он на латыни к нам, ко всем пятерым, четверо из коих имели римское гражданство! — Смотрите, варвары, куда вы пришли! Вот Соляная Дорога, она ведет прямо в Рим! Хотите в Рим, варвары? Он рядом.

Я потихоньку посмотрел на поэта. Метаморфозы продолжались: из лисёнка он сделался мокрым мышонком. Я не знал, как его подбодрить. Демарат чувствовал себя в своём седле, он рос и пламенел лицом.

— Хочешь мою шапку? — шепнул я ему.

— Не хочу, — невозмутимо ответил Демарат. — Сам носи.

— Эй, варвары! — продолжал свою наполеоновскую речь Аттила.

Миллионоголовая гуннская орда дышала нам в спины, и казалось, это мы заслонили ее от её предводителя. Он, Аттила, Губитель Европы, обращался только к нам, избранным, пятерым ряженым римлянам, если считать меня гражданином Рима Третьего и, вполне вероятно, последнего. Эдаким диким образом мы заявились в Римскую Империю… Колядовать, не иначе.

— Эй, варвары! На что вам Рим? Притон нищих… Смотрите! Вот всё, что у них есть, они сами нам везут. Стоит ли стирать подковы? Думайте, варвары!

Он попятил коня от нас, а задом двинулся навстречу равеннской — читай, римской — депутации… Говорят, что папа Лев страдал старческой дальнозоркостью.

Потом, не оглядываясь, Аттила прискакал к нам, римским варварам, развернулся и заставил коня замереть, как на пьедестале.

Римляне подошли. Начальники папской свиты — консул Авиен, префект Тригеций, оба в отставке — хмуро переглянулись не с Аттилой, а с нами.

Переговоры не затянулись. Папа вытягивал шею, с нескрываемым ужасом посматривая на застывшую на время лавину кибиток и тучи дыма, а когда успокаивался, начинал морщить нос.

Меня тревожила только одна не известная мне подробность последних дней Древней Истории: а как вдруг папе придет в голову дать Аттиле ложный адрес невесты — только не римский, а равеннский. Мне нужен был только Рим.

И я получил Рим…

«До Рима добираться дольше, пусть их едут, а там видно будет…» — так, по моему разумению, рассудил папа. И мне было нечем его отблагодарить.

Империя откупилась — в последний раз. Равеннский двор мог недолго радоваться, не зная о щедром подарке Аттилы «брату своему», королю вандалов Гейзериху. Тремя годами позже Гейзерих примет посмертный подарок базилевса гуннов… и обойдется с ним, как последний сорванец…

Отпуская меня, Аттила взял с меня клятву не снимать гуннскую шапку до врат Рима.

Мы выехали на рассвете следующего дня, в сопровождении «волчьей стаи», не всей, десятой ее части — сотни гуннских богатырей в накидках из цельных волчьих шкур крупных самцов.

На пути в Рим стратег Демарат будет необыкновенно много молчать — и не пить вовсе, отчего как-то ясно бледнеть и сохнуть лицом.