Хроника любви и смерти

   — Ах, барон, когда ещё это будет, а мне их так жаль. Движение по вашей линии, говорят, довольно интенсивное, так что, вероятно, у них будет много работы. Я даже слышала, что поезд государя, случается, следует по вашей дороге.

   — Совершенно верно, сударыня. И тогда нам приходится предпринимать строжайшие меры предосторожности.

Вера округлила глаза.

   — Даже так? Какие же это меры?

   — Генерал-губернатор Тотлебен на некоторых участках расставляет солдат, особенно на переездах. По счастью, мы ныне избавлены от этих хлопот.

   — Отчего же, барон?

   — Получена депеша, что поезд государя проследует по другой дороге.

   — Ах, какая жалость! — невольно вырвалось у Веры.

   — Отчего же. Мы все довольны: гора с плеч. Последнее время возросла опасность покушений, и нам предъявляются строгие требования...

   — Боже мой, какой ужас! — воскликнула Вера. — Мне стало плохо, барон, простите. — Она торопливо щёлкнула замочком ридикюля, вытащила флакончик нюхательной соли и поднесла его к носу. — Простите меня, дорогой барон. Вы были так любезны... Мы ещё встретимся...

   — Может, вам нужна помощь? — барон был несколько обескуражен. Он не мог понять, что привело его очаровательную посетительницу в такое волнение.

   — Благодарю вас, я сама...

И пошатывающейся походкой Вера вышла из кабинета. Оказавшись за порогом, она заторопилась. «Ах, чёрт возьми, столько хлопот, столько усилий — и всё напрасно! Надо немедленно сниматься и уезжать. Придётся Николаю отправиться к Михаилу и Тане — предупредить их. Всё сорвалось, слава Богу, не по нашей вине. А что повелит комитет? Куда податься дальше? Чем заняться?»

Она взяла извозчика и поехала на Екатерининскую. Кибальчич, задвинувши все засовы, приготовлял своё опасное варево, готовясь вечером отвезти его в путевую сторожку.

Вера долго звонила и стучала. Наконец, услышав её голос, он отпер.

   — Отчего на окне нет горшка с геранью! — накинулась она на него. — Я так и подумала, что ты захлопотался.

   — Прости меня, я так торопился — боялся, что не успею, — оправдывался он.

Вера рухнула в кресло и закрыла лицо руками. Кибальчич испуганно глядел на неё.

   — Что случилось, Вера?

Она долго не отвечала, и он окончательно переполошился. Тотлебен свирепствовал: казни следовали за казнями, обыски за обысками, людей хватали прямо на улице...

   — Неужели провал?

Она помотала головой.

   — Всё напрасно. Царский поезд проследует по другой дороге.

Глава двенадцатая ПРИГОВОР ВСТУПИЛ В СИЛУ...

Правительство находится в состоянии

изоляции, внушая серьёзную тревогу всем,

кто искренно предан императору и отечеству.

Дворянство <...> не понимает своих истинных

интересов, недовольно, возбуждено,

несколько непочтительно, раздроблено на

множество различных течений, так что оно

в данный момент не представляет серьёзной

опоры. Купечество мало вмешивается в политику,

но оно не пользуется доверием и не оказывает

никакого полезного воздействия на массы.

<...> Крестьяне образуют более или менее

независимую или беспокойную массу,

подверженную влиянию опасных иллюзий и

несбыточных надежд. Наконец, армия...

начинает колебаться и уже не представляет

собой гарантии абсолютной безопасности.

Валуев — из Дневника

Император был в смятении. Умирала, а лучше сказать — угасала его венчанная супруга, Мария Александровна. Умирала без жалоб, без стонов — тихо, с достоинством, как жила. Умирала та, которой он в свой вершинный год клялся в вечной любви. Рядом с нею были приближённые, верные фрейлины и статс-дамы.

А он, супруг, отчего-то боялся навещать её. Боялся её взгляда, хотя знал, прекрасно знал, что не прочтёт в нём ни осуждения, ни жалобы, а скорей всего прощение. Вот эта мысль более всего угнетала его. Ему хотелось бы сказать ей какие-то тёплые слова — благодарности, сочувствия, признательности за всё то, оставшееся вечным и прекрасным, что соединило их три десятилетия назад.

Но он не мог. Не мог преодолеть себя, угрызений совести. Чувствовал, что пропустил тот момент, когда ещё можно было произнести те слова, которые заготовил прежде и которые жили и теснились в нём, и получить великодушное прощение и отпущение.