Хроника любви и смерти

   — Ты что такой скучный? Идём в снежки играть, сразу развеселишься. Прелесть как хорошо!

Он слепил снежок и бросил его в статую. И попал точно в лоб.

   — Какой ты, однако, меткий, — искренне восхитилась Варя. — Ты и из пистолета так? — Он криво усмехнулся.

   — Скоро узнаешь.

25 февраля 1881 года. Сырная лавка Кобозевых.

Богданович закрыл отверстие в стене деревянным щитом, подклеил края обоев.

   — Ну всё, — выпрямился он, — даже не верится.

   — Заряда хватит? — спросила Перовская Кибальчича.

   — Должно. Восемьдесят семь фунтов. Даже при брусчатке — должно.

   — Ну что ж, остаётся ждать.

   — В воскресенье развод в Манеже. Может, в воскресенье?

   — Сегодня двадцать пятое. Это первого марта выходит. Неделя ещё. Ну что ж, может быть...

26 февраля 1881 года. Невский проспект.

Из кафе вышел X., огляделся и пошёл по улице. Увидев ещё одно кафе, зашёл туда. И вскоре вышел...

В этот же день. Квартира Перовской.

Перовская лежала в постели с Желябовым.

   — Если всё выйдет, давай уедем, Андрюша.

   — Куда же?

   — Не знаю. Хорошо бы куда-нибудь в тёплые края. Я так намёрзлась за эту зиму, что, кажется, никогда не согреюсь... — Он обнял её, прижал к себе. — Вот только так и согреваюсь.

   — А если возьмут?

   — Ну если... Мы ж знали, на что шли. Жалко, конечно, уходить из этой жизни, но главное в ней я уже узнала: ненависть и любовь, — и она прильнула к нему...

В это же время. Зимний. Кабинет Александра.

Катя и Александр, склонившись над столом, рассматривали карту.

   — Нет, Каир далеко, — сказала Катя. — И там крокодилы. Лучше Ницца.

   — Ты ж не была там.

   — Я справлялась. Всегда тепло. Всегда море. И всегда хорошее общество.

Александр поднялся из-за стола, посмотрел куда-то вдаль, словно увидел Ниццу.

   — И всегда ты, — он улыбнулся ей. — И никогда министры. — Катя засмеялась. — Но до этого, мой ангел, ещё не так близко. Я ещё с детьми не говорил об этом.

27 февраля 1881 года. Зимний.

Дети Александра с жёнами собрались в гостиной. Вошли Александр и Катя. Накануне причастия все по обычаю обнимали друг друга и просили друг у друга прощения. Одна только цесаревна не пожелала обнять Катю, ограничившись рукопожатием. Александр увидел это, но ничего поначалу не сказал, только желваки на лице заходили.

Сели пить чай. Катя молчала. Молчала и цесаревна. Молчал и Государь. Лишь наследник пытался о чём-то говорить с братом.

Вдруг Катя встала и, сказав подчёркнуто Александру: «У меня болит голова», хотела выйти. Александр попытался ласково остановить её:

   — Погоди, мой ангел, я тоже скоро пойду.

   — У тебя здесь и без меня хватает ангелов, оставляю тебя с ними, — и она вышла, бросив салфетку на пол.

Едва за ней закрылась дверь, Александр, уже не сдерживаясь, сказал цесаревне:

   — Я не знаю, что я плохого тебе сделал, Минни, что ты так оскорбительно относишься ко мне. Мне казалось, я люблю тебя, как и всех, но, очевидно, ты не ценишь хорошего отношения, и тебе более приятно, когда в семье господствует взаимная неприязнь...

Наследник хотел возразить отцу, но тот жестом отмёл его возражения.

   — Я ведь уже сказал: Екатерина Михайловна мне жена, и, выказывая ей свой вздорный характер, вы выказываете его мне. Если вы недостаточно почтительны к своему отцу и своему Государю, то постарайтесь хотя бы не показывать мне это, можете вообще не ходить ко мне, и я, в свою очередь, тоже...

Его всё нарастающий гнев был прерван тем, что цесаревна вдруг поднялась, но не вышла из комнаты, как Катя, а подошла к Александру и встала перед ним на колени, сказав:

   — Ваше величество, простите меня. Утром я просила у вас прощения по обычаю, за весь год, а теперь от сердца за сегодня, за то, что обидела вас и Катю. Я больше никогда не огорчу Ваше величество, обещаю вам. Ещё раз простите меня и поверьте, я ценю вашу любовь и отвечаю вам тем же.

Александр заморгал вдруг, у него выступили слёзы, он поднял цесаревну с колен и обнял её.

— Дети мои, — сказал он, — я не знаю, сколько ещё Господь отпустил мне быть с вами, но я молю его и прошу вас: ничем не омрачайте эти оставшиеся нам дни...

В это же время. Невский проспект.

Желябов прощался с Перовской.

   — Ну я пойду к Тригони, — сказал Желябов. Они стояли у сырной лавки. — Надо взять материалы.

   — Можно я с тобой?

   — Нет, увидимся вечером.

Перовская приподнялась и поцеловала его.

   — До вечера.

28 февраля 1881 года. Дворцовая церковь.

Александр с семьёй принимал причастие. У алтаря слева от него была Катя с детьми, справа великие князья Константин и Владимир с жёнами.

Александр собственными руками принял причастие, великие князья и княжны получили его из рук священника. Когда принимали причастие Катя и Георгий, он стоял рядом с ними, а дочерей сам поднёс к чаше.

У выхода из церкви его поджидал Адлерберг.

   — Поздравляю, Ваше величество. — Александр пожал ему руку.

   — Я так счастлив сегодня, Саша, мои дети простили меня вполне.