Хроника объявленной смерти, объявленной заранее

Кристо Бедойя мог бы оказать ему эту милость — остановить его. “Умей я стрелять из револьвера, Сантьяго Насар остался бы жив”, - сказал он мне. Но сама эта мысль ужаснула его после всего, что он слышал о страшной разрушительной силе армированной пули.

— Только ты учти, у него “магнум”, который мотор насквозь пробивает! — крикнул он.

Педро Викарио знал, что это неправда. “Он бывал при оружии, только когда надевал костюм для верховой езды”, - сказал он мне. Но, конечно же, он предвидел, что Сантьяго Насар может быть вооружен, когда принял решение отмыть честь сестры.

— Покойники не стреляют! — крикнул Педро Викарио.

В этот момент в дверях показался Пабло Викарио. Такой же бледный, как брат, но в свадебном пиджаке, и с ножом, завернутым в газету. “Если бы не это, — сказал мне Кристо Бедойя, — в жизни бы не понял, кто из них кто”. Клотильде Армента показалась позади Пабло Викарио и крикнула Кристо Бедойе, чтобы тот поторопился, потому что в этом городишке педиков только такой мужчина, как он, может не допустить трагедии.

Всё, что произошло начиная с этого момента, стало достоянием публики. Люди, возвращавшиеся из порта и привлеченные криками, стали располагаться на площади, чтобы наблюдать преступление. Кристо Бедойя спросил нескольких знакомых про Сантьяго Насара, но того никто не видел. У входа в Общественный клуб он столкнулся с полковником Ласаро Апонте и рассказал ему о том, что произошло чуть раньше у лавки Клотильде Арменты.

— Не может быть, — сказал полковник Апонте, — я же отправил их спать.

— Я только что их видел, у них ножи, какими свиней забивают, — сказал Кристо Бедойя.

— Не может быть, я отобрал у них ножи, перед тем как отправить спать, — сказал алькальд. — Должно быть, ты видел их до этого.

— Я видел их две минуты назад, и у каждого в руке был нож, каким забивают свиней, — сказал Кристо Бедойя.

— Вот черт, — сказал алькальд, — выходит, они вернулись с другими!

Он пообещал заняться этим немедля, но зашел в Общественный клуб — уговориться насчет вечерней партии в домино, а когда он вышел оттуда, преступление уже совершилось. Кристо Бедойя сделал тогда свою единственную смертельную ошибку: подумав, что Сантьяго Насар в последний момент решил позавтракать у нас, а уже потом переодеться, он направился к нам домой. Он быстро шагал берегом реки, спрашивая каждого встречного, не видел ли тот Сантьяго Насара, но никто его не видел. Кристо Бедойю это не встревожило — к нашему дому можно было пройти и другими путями. Проспера Аранго, гостья из столицы, умолила его зайти и сделать хоть что-нибудь для ее отца, умиравшего на веранде собственного дома, — мимолетное благословение епископа не помогло. “Я видела его, когда проходила мимо, — сказала мне моя сестра Маргот, — лицо у него уже было как у покойника”. Кристо Бедойя задержался на четыре минуты, чтобы оценить состояние больного, пообещал вернуться и принять срочные меры, но потерял еще три минуты, помогая Проспере Аранго перенести отца в спальню. Когда Кристо Бедойя снова вышел на улицу, он услышал отдаленные крики, и ему показалось, что где-то в стороне площади рвутся петарды. Он попытался бежать, но мешал плохо прилаженный к поясу револьвер. Завернув за последний угол, он со спины узнал мою мать, которая чуть не волоком тащила за собой моего младшего брата.

— Луиса Сантьяго! — крикнул он ей. — Где ваш крестник?

Моя мать с трудом повернула к нему лицо, залитое слезами.

— Ах, сынок, — ответила она, — говорят, его убили!

Так оно и было. Пока Кристо Бедойя искал его, Сантьяго Насар зашел в дом своей невесты Флоры Мигель, стоявший сразу за углом, возле которого Кристо Бедойя видел его в последний раз. “Мне даже в голову не пришло, что он может быть там, — сказал мне Кристо Бедойя, — у них никогда не вставали раньше полудня”. Таково было расхожее мнение — что всё семейство спит до двенадцати, повинуясь воле Наира Мигеля, признанного мудреца общины. “Потому-то Флора Мигель, у которой юность давно прошла, была свежа как роза”, - говорит Мерседес. На самом же деле двери их дома отпирались так же поздно, как у многих других, но вставали здесь рано и работали усердно. Родители Сантьяго Насара и Флоры Мигель давно договорились поженить детей. Сантьяго Насар признал этот договор еще подростком и намеревался исполнить, — возможно, потому, что к браку относился так же, как его отец, — чисто практически. Что до Флоры Мигель, то это была пышущая здоровьем девица, которой, однако, недоставало обаяния и здравомыслия, она уже перебывала подружкой невесты на свадьбах всех своих сверстниц, так что для нее родительское соглашение было спасительным выходом. Помолвка проходила необременительно, без формальных визитов и сердечных волнений. Свадьбу несколько раз откладывали, и, наконец, назначили на Рождество.