Хроника одного побега

— Камера открыта. Охранник может зайти и заметить, — строила предположения Камилла. — Тогда — все зря. Надо пойти посмотреть. Если что, замаскировать трещины.

Ключников с недовольным видом перевернулся на бок и сел. Днем пленников выгоняли во двор, в камеры не пускала охрана. Но русский оператор со своей болезнью мог стать исключением.

Боевик перед входом в тюремный блок преградил дорогу.

— Не положено, — проговорил он. — Днем только гулять.

— Я должна сделать ему инъекцию обезболивающего, — Камилла старалась говорить как можно спокойнее и убедительнее. — Это ваш командир Диб разрешил. Сами понимаете. Во дворе при всех не могу этого сделать.

Охранник морщил лоб, соображая. Прямых указаний ни от Диба, ни от Сармини насчет русских ему не поступало — могут они находиться днем в камере или нет? Но и покидать свой пост, чтобы побеспокоить командира, не хотелось. Хусейн — человек непредсказуемый, особенно в такие дни, как сегодняшний. У него же семью похитили! Может попытаться сорвать злость на ком угодно. А с того света еще никто не возвращался.

— Пошли, — сказал он русским пленникам и взялся сопроводить их в камеру.

Камилла уже не рада была своей осторожности. Ведь она предполагала, что охранник лишь «может заглянуть в камеру», теперь же получалось, что заглянет обязательно. Сейчас Бартеньева даже была согласна на то, чтобы «древнеегипетская технология» не принесла плодов.

Шаги гулко раздавались в пустом бетонном коридоре. Массивные бетонные балки низко нависали над головами. Охранник шел сзади, зорко следил за каждым движением пленников.

— Лишь бы ничего не заметил, — прошептала еле слышно Бартеньева.

— Все будет хорошо, — ответил ей Данила и прислушался.

Хорошо уже не было. Из-за приоткрытой двери их камеры доносился шорох, словно там орудовали несколько крыс. Камилла тут же громко обратилась к охраннику:

— Спасибо, что сопроводили. Мы уже на месте. Дальше мы сами. Вы же понимаете, что… — затараторила она.

Договорить ей не позволили. Охранник властно вскинул руку и приказал:

— Руки за спину. Лицом к стене. И тихо мне.

Пришлось повиноваться. Боевик вошел в камеру. Глаза после прохода по полутемному коридору уже различали детали. Он увидел нарисованную зубной пастой дверь, на которой висела одежда. Именно от стены и происходил шорох. Но крыс было не видно. Зато на полу лежали мелкие осколки кирпичей.

Камилла обернулась. Она увидела нагибавшегося охранника, тот держал в пальцах мелкие обломки, наверняка прикидывая, какого черта стена стала разваливаться. Наконец он заметил и деревянные колышки, замаскированные в кладочных швах. Он еще соображал, но стало понятно — скоро до него дойдет суть происходящего.

— Это конец, — прошептала Бартеньева. — Надо закрыть его в камере и бежать.

— Каким образом и куда? — остановил ее от безумного поступка Данила.

Закрыть камеру снаружи на засов они бы сумели. Но, в самом деле, а дальше-то что? Бежать во двор? Дилемма разрешилась сама собой. Охранник вышел в коридор. Навел на пленников ствол и стал допытываться, что они сделали со стеной.

Бартеньева пожимала плечами. Данила говорил о том, что они лишь вбили в стену пару гвоздей, чтобы повесить на них одежду. Боевик им не верил.

Пока в подвальном этаже шло разбирательство, Сабах с Хусейном уже спустились во двор бывшего полицейского управления. Диб немного справился с собой, лишь его глаза горели нехорошим огнем.

— Пусть еще и сами ищут деньги на выкуп, — негодовал он. — Все, что мы слышали от них, — это отговорки. За журналистов хорошо платят во всем мире. Надо их тряхнуть по полной.

Сармини шагал рядом, в руках держал саквояж.

— Хусейн, не дергайся. Спешкой и пытками тут не поможешь. Один их неправильный звонок может все испортить. Я выжму из их депутата деньги по капле. Он заплатит.

— Я не могу ждать. Мои жены и дети могут погибнуть.

— Мы заплатим Файезу часть требуемой суммы. Я знаю, как это сделать, — не унимался Сармини, оглядываясь по сторонам. — Эй, где русские?! — крикнул он охраннику, устроившемуся в «гнезде» на стене ограды.

Тот ответил, что они пошли в камеру.

Пленники, находящиеся во дворе управления, вздохнули с облегчением, когда непредсказуемый командир со своим заместителем скрылись в коридоре, ведущем в подвал. Особенно обрадовался французский инженер. Он тут же обратился к соседу — молодому чиновнику из местной администрации.

— За мной должны сегодня приехать. А кто знает, что в голове у этого изверга? Совсем не хочется умирать.

— Умирать никому не хочется, — произнес молодой чиновник, только-только начавший свою карьеру при Асаде-младшем. — Вам повезло, за вас нашлось кому заплатить.

— Это все Сармини, он хорошо соображает. Поговорите с ним, он и для вас найдет выход, — посоветовал француз.

— Мне кажется, что мой случай безнадежный, — вздохнул араб. — Разве только правительственные войска выбьют боевиков из Абу-эд-Духура, — шепотом добавил он.

Хусейн хищно скалился, широко шагая впереди Сабаха.

— Я заставлю их заплатить. Нет — в расход пойдут.

— Подумай, чем это тебе поможет? Так ты не получишь выкупа.