Хроника одного полка. 1916 год. В окопах

– Это была фантазия моей матушки…

– А вы, случайно, не сочиняете? – спросила его Варвара Степановна.

– Та, торогой сосетт, может, фы сочиняете? Если та, так может скраситте наше путешествие?..

Смолин не знал, что думать, однако внутренне зарделся, конечно, он сочиняет, но нельзя же было… кроме того, это неловко, ведь он это делал только для себя и Эсмеральды.

Варвара Степановна зашевелилась.

– Я на секундочку вас оставлю, господа… я на секундочку! – Она поднялась и оказалась очень близко от Смолина, почти вплотную, он даже отодвинулся. И случилась ещё одна странность – он вдруг почувствовал себя как в ранней юности, когда, обучаясь бальным танцам, первый раз дотронулся до талии девочки-подростка, такой же, как и он. Это было очень волнительно, только потом были женщины, зрелые и опытные.

Варвара Степановна вышла, там, где она только что стояла, остался аромат, это были не духи, чего можно было ожидать, это был аромат чистоты и совсем немножко духов.

– Фы не теряйтесь, – зашептал ему Тамм, он склонился к Смолину так близко, что тот ещё отодвинулся. – Я челофек уже старый и дважды женатый, а фы…

Он ещё что-то говорил, очень тихо, но напористо, и поглядывал на дверь, но за шумом колёс и собственных мыслей и ощущений поручик ничего не разобрал.

Варвара Степановна вернулась через несколько минут и села на то же место против Смолина. В ней что-то изменилось, как будто она омылась живой водой или вышла из живой воды, из морской пены, как Венера из раковины… златые власы́… как с полотна Боттичелли… Она сошла прямо к нему в купе… к ним в купе, и Смолин вдруг стал мучиться, ему стало жалко, что в купе он оказался не один, вот если бы… ах, если бы он в купе оказался один, тогда не могло бы и в помине быть никаких сомнений в том…

Он вспомнил боттичеллиевскую Венеру в деталях, так он помнил её, глядя на Эсмеральду, вспоминая и мечтая об Эсмеральде и любуясь образом античной богини, обнаженной, с подхваченными тёплым средиземноморским ветром золотыми волосами, перевязанными голубой лентой… Она вышла из воды нагая, но целомудренная, дева, скорее мать, чем предмет звериного мужского вожделения…

Варвара Степановна была похожа на Венеру, и Эсмеральда-Евдокия была похожа на Венеру. Особенно когда Смолин писал свои вирши про рыцаря Мигеля. Тогда он видел именно Эсмеральду, а сейчас он был уверен – писал эти стихи для Варвары Степановны. В его сознании они заместились. Однако, скорее всего, именно Эсмеральда как раз пришлась бы на роль поездной мошенницы и напарницы такого проходимца, как попутчик Тамм… То есть писал Эсмеральде, а попал в Варвару Степановну?.. Всё это было бы удивительно и не укладывалось в голове, если бы не одна мудрость. «Хороший удар даром не пропадает, – вспомнил он старую поговорку при игре на бильярде, когда от сильного удара в лузу закатывался случайный шар. – Но читать я им ничего не буду, разве только ей, когда представится случай! Представится случай!» – повторил он про себя, а вслух ответил:

– Баловался в детстве, в юности, наверное, как все, но уже ничего не помню…

– В тетстве все паловались, таже я, только я сочинял по-эстонски, я помню, но вы ведь не знаете эстонского…

Тамм говорил то чисто по-русски, то со своим странным, приятным акцентом и этим вносил в общение немного экзотики, это представляло его неопасным, почти домашним, прощало разговорчивость и способность высказаться вместо собеседника, опередив того на одну секунду.

– И я писала, согласна, все писали, но я уже тоже ничего не помню…

Поручика Смолина мучили сомнения.

Варвара Степановна только что выходила и вошла, но уже другая: сейчас перед ним сидела молодая, замечательно красивая женщина, в то же самое одетая, с теми же руками, но за несколько минут из уставшей и голодной превратившаяся в оживлённую, почти весёлую.

– Как же вам должно быть страшно на войне… я там была… – произнесла она таким голосом, с такой заботой и состраданием, что Смолин был почти готов броситься перед нею на колени. – А что это у вас за нашивка на рукаве?

– Я тоже был в плену… – Он намеренно сказал «тоже», очень желая понравиться Варваре Степановне.

– И вам удалось убежать? – изумлённо спросила она и, не дождавшись ответа, тут же спросила ещё: – Как вам это удалось? Расскажите, умоляю!

«Нет, всё-таки муж в плену – это, скорее всего, не выдумка! Сколько переживаний!»

Смолин, сначала смущаясь и как бы нехотя, а потом стал увлекаться и рассказал, что был с офицерским разъездом в разведке, попали под артиллерийский обстрел, что его конь понёс прямо к немцам и Смолин вылетел из седла и сильно расшибся, дальше он не помнил, только очнулся в немецком расположении. Потом с другими пленными русскими офицерами их перевозили всё дальше и дальше в тыл, пока он не решился на побег. Когда дошла очередь до его встречи с бежавшими так же, как и он, из плена нижними чинами, он хотел закончить, но Тамм его вдруг спросил: