Хроника одного полка. 1916 год. В окопах

Подхорунжий по дороге ему всё рассказал, зачем – поручик этого не понял. У подхорунжего был такой вид, как будто ему было перед кем-то страшно за что-то. Так бывает с нашкодившими трусишками-мальчишками, которые участвуют в играх товарищей, а потом доносят директору гимназии. В корпусе таких мальчишек не было, таких сразу ставили на место, прежде всего сами воспитатели-дядьки и начальники: из корпуса выходили офицеры, они не умели жаловаться, умели отомстить… или простить, про мальчишек-ябед ходили разговоры только про гимназических. Подхорунжий стал Смолину противен, и он с удовольствием сейчас смотрел на Жамина. Жамин был сволочь, но сильный, его интереснее сломать: смерд, мразь, хам, но сильный!

– Нам сюда, ваше благородие…

Смолину показалось, что он ослышался.

Жамин шёл впереди, открыл дверь в дом, посторонился и пропустил поручика, потом обогнал на полтора шага и пропустил в кухню.

– Здесь штаб и связь, просторно… там ваша комната…

– А ваша? – спросил Смолин, он ещё не пережил «вашего благородия» и ждал, что Жамин как-то объяснится. – Где ящик?

Он увидел, что Жамин кивнул дежурному связисту, тот поднялся и молча вышел из кухни.

До Смолина начало доходить, что тут происходит нечто: в его присутствии Жамин не должен был самостоятельно отдавать приказ связисту выйти, не испросив при этом разрешения у Смолина, а связист не мог выйти, не получив подтверждения от командира.

– Одну секундочку, – сказал Жамин, как будто бы он был не офицер-подчинённый, а какой-нибудь половой из кабака, и пошёл в спальню поручика и вышел оттуда с большим старым, потёртым до белёсости портфелем – подарок жандармского ротмистра-дядьки, являвшийся «денежным ящиком».

– Прошу! – сказал он. – Прошу, ваше благородие!

Смолину не послышалось, Жамин назвал его «благородием», он поднял на Жамина бровь, но промолчал.

– Тут всё! – произнёс Жамин и положил отдельно на стол бумагу. – Это мой рапорт.

Смолин всё больше и больше удивлялся тому, что на его глазах происходит, пока ему не объяснённое, и было непонятно, как реагировать и что делать. Смолин пока сдерживался.

– О чём? – стараясь выглядеть спокойным, спросил он.

– Извольте ознакомиться, ваше благородие, – с нажимом на «ваше благородие» ответил прапорщик.

– Что ж, давайте… – Смолин взял бумагу, но от поднимавшейся ярости против Жамина буквы, и так совсем не каллиграфические, прыгали перед глазами. Он взял себя в руки. Рапорт начинался с обращения к «Командиру специального военно-полевого отряда 12-й армии Северного фронта», далее шло само обращение «Ваше благородие» и текст, из которого Смолин понял, что Жамин куда-то просится.

Смолин сдерживался.

– И что вы хотите?

– Тут ясно написано! – Жамин стоял перед ним, такой же молодой, такой же стройный и, скорее всего, такой же красивый, как сам Смолин, полный сил, полный, наверное, чего-то ещё, и Смолин не сдержался.

– Что, батенька, надоело воевать?

– Никак нет, ваше благородие, надоело отсиживаться…

– Я не «благородие», а «высокоблагородие»… – сквозь зубы процедил Смолин. – Сволочь!

– Никак нет, ошибаетесь, ваше благородие, вас выгнали из полка, поэтому вы не по уставу носите жёлтый околыш, полковой знак и жёлтые петлицы, вас бы надо переодеть… а «сволочи» я вам не спущу…

– И что же ты сделаешь, скотина? – Смолин пропустил мимо ушей про «переодеть» и про «выгнали», потому что если не пропустить, то этого нахала надо просто зарубить на месте, но он увидел порыв прапорщика шагнуть к нему. Он откинулся на спинку стула, заложил локоть и закинул ногу на ногу. – Ну, я тебя слушаю!

– Вы меня оскорбили, ваше благородие… – тихо произнёс Жамин.

– Оскорбил? Фу-ты ну-ты! Какие мы девицы благородные!

– Я вас предупредил, ваше благородие, я вам этого не спущу…

– Так я же тебя и спрашиваю, что ты сделаешь?

– Я вас вызываю…

Это был удар.

Смолин последние слова прапорщика воспринял как удар, как пощечину, которых он в жизни ещё не получал.

– Ты?.. Меня?..

– Я! Вас! И если вы не примете моего вызова, я вас побью!

Это было слишком.

Смолин моментально успокоился.

– Секунданты?!

– Обойдёмся!

– Оружие?

– На ваш выбор…

– Никак ты, хам, книжек начитался. – Смолин даже рассмеялся.

– Нас учили…

– Это где же?

– Там, где я получил первое офицерское звание…

– Ах да, ты же офицер! А я и не заметил… так что с оружием?..

– Я уже сказал тебе! – Жамин стоял бледный, но не от страха, а от ненависти.

– Ах, ты ещё и на «ты», скотина! Время?

– Да прямо хоть щас!

– Здесь?

– Как тебе будет угодно…

Смолин понял, что состоялась партия, что произошло что-то такое, отчего ему стало легче.

– А может, сначала долги потребуешь? – Смолин вспомнил свои прежние мысли.

– Подавись ты своими долгами!

«А хорош, субчик!» – восхищённо подумал Смолин, он уже начал получать удовольствие от этого человека, начался кураж. Пожалуй, так было последний раз, когда он в плену высказался в лицо немецкому офицеру и чуть не загремел под расстрел, однако офицер и есть офицер и понял его и даже извинился – офицер перед офицером, а этот?.. тоже никак офицер?..

– А когда убьёшь, как отвечать будешь?

– Как положено… по уставу…