Хроника одного полка. 1916 год. В окопах

Немцы полезли из чёрной стенки траншеи из-под бруствера чёрными тенями из ниоткуда, из-под земли, из своих «лисьих нор», и 22-й драгунский Воскресенский без одного эскадрона, оставшегося в резерве, бросился на них.

Осветительные ракеты всё взмывали и взмывали.

Пропал из виду корнет, Кешка спрыгнул, прямо перед ним копошились люди, и Кешка через их головы бросил гранату туда, откуда они выходили. Граната долго не взрывалась. Кешке показалось, что очень долго, так долго ещё не было, чтобы граната не взрывалась. Из норы на него лезли люди в полной амуниции, всё было, как разъяснял Вяземский, это были офицеры и солдаты, которые, когда начался обстрел, ушли в глубину и спрятались. Но Кешка знал, чем отличаются от настоящих эти «лисьи норы» – у этих был один выход.

Ловушка.

На этом и был расчёт боя – загнать артобстрелом немца в норы и уничтожить на выходе.

В тот момент, когда над полосой наступления полка взвились осветительные ракеты, на левом фланге начали наступать архангелогородцы и галичане на «Фердинандов нос». Нос царя болгар Фердинанда, вступившего в войну против России на стороне Германии и Австро-Венгрии, не давал покоя русским, и каждый малейший выступ линии фронта, что в одну, что в другую сторону, они называли «Фердинандовым носом». Немцы выступ у деревни Скробово называли «Лесной нос», и было огромное желание щёлкнуть упорного немца по этому носу.

Очередная вспышка поддержала угасавшую ракету прямо над Кешкой, и он увидел, что стоит фон Мекк на краю траншеи с пистолетом и выцеливает, в кого стрелять. Граната всё же взорвалась, немцы лезли из норы, на выходе сгустилась давка, Кешка стоял немного сбоку и видел, как из ставшего после взрыва тёмным прохода выскочили два офицера. В одного, Кешка это видел непонятно каким зрением, выстрелил фон Мекк, офицер зашатался, ракета осветила Доброконя тоже уже внизу, он палил из ружья-пулемёта Мадсена в упор, в этот момент у второго немецкого офицера в руках взорвалась граната. В небе что-то грянуло громче, чем артиллерийский снаряд, всё осветилось ярче, чем от ракеты, и на землю обрушился ливень.

* * *

Тела своих погибших и раненых разыскивали в темноте и вытаскивали до утра, и всех несли мимо отца Иллариона.

Полковник Вяземский после боя сразу был вызван в штаб дивизии.

На той поляне, где накануне провожали в гвардию поручика Кудринского, лежали убитые драгуны полка и отдельно ротмистр фон Мекк и два молодых корнета.

Отец Илларион украдкой вытирал слёзы, дымил кадилом и отпевал погибших драгун числом двадцать три, и среди них унтер-офицера Ивана Ефимовича Доброконя.

В этот момент полк в захваченной передовой линии немцев и ближнем тылу накрыла тяжёлая германская артиллерия.

XVIII

– Не пойду сегодня в госпиталь, не могу подняться, нет сил…

Серафима с утра не вставала с постели и была бледная. Малка смотрела на неё, Серафима лежала на спине, и её живот выпирал из-под одеяла.

«Мальчик будет!» – уверенно уже не в первый раз подумала Малка и отвернулась, потом поняла, что делает что-то не так, и снова повернулась к Серафиме.

– Я схожу, у меня сегодня свободно.

– Спасибо! – слабенько улыбнулась Серафима.

Малка вышла и вернулась с порошками и стаканом воды и полной бутылкой на всякий случай.

До начала смены в госпитале, где дежурила Серафима, было ещё несколько часов, Малка глянула на ходики на стене и поняла, что она опаздывает к Борису. Он ждал её во Владимирском саду.

– Ты увидишь Бориса? – спросила Серафима.

Малка кивнула.

– Передай ему от меня привет!

Малка вышла из дома, день стоял красивый, середина сентября, тёплый, ясный и тихий. На Лисиной улице было пусто, только у дома через один, под желтеющей листвой, кого-то поджидала коляска. Когда Малка проходила, отворилась калитка и вышли мужчина с саквояжем и соседка. Почему-то Малка подумала, что соседка вызвала врача.

У соседки был озабоченный вид, но она заметила Малку и кивнула. Малка поздоровалась и пошла, побежала дальше, она торопилась.

Она лёгким шагом дошла до пересечения с Гончаровской, просторной, широкой улицей, которая вела на Венец в самый центр города, красивого, Малка это увидела весной.

Холодная тяжёлая зима кончилась.

В самом конце апреля Волга прошла ледоходом. Ещё дули промозглые ветры и несли низкие тучи, но в один день солнце забралось так высоко и так остро пронзило лучами воздух, что земля в одну секунду забыла про зиму и холода и отдалась весне.

И Малка это почувствовала.

И город стал другой.

Ещё ветрами носило зимний мусор, накопившийся под снегом. Всю зиму жители выбрасывали на снег печную золу, а новый снег падал и закрывал. Бросали окурки и бумажки, а снег снова падал и всё маскировал, а когда за апрель протаял до чёрной земли, всё обнаружилось: и рыжими пятнами печная зола, и серые окурки, и бумажки, и фантики, и вата от рождественских ёлок, а местами и сами залежавшиеся, ставшие плоскими ёлки.