Хроника одного полка. 1916 год. В окопах

– Три, – выдавил из себя фотограф против воли.

– Вот и ладно, – ласково промолвил генерал. – Только не волнуйтесь!

Генерал оказался волшебником, как только за ним закрылась дверь, тотчас расставилась тренога, и закрутился винт.

Снова отворилась дверь, широко, и в дверях стоял камердинер.

– Прошу!

От сервировочной до следующей двери, большой, распашной, было несколько шагов. Камердинер открыл и показал фотографу войти. Фотограф вошёл и ослеп – прямо на него смотрел Государь.

Зрением, сфокусированным на царя, фотограф много видел генералов, рассевшихся за большим столом, он только-только подумал разглядеть и их, но вдруг услышал тихо из-за спины:

– Делайте быстро!

Фотограф расставил треногу, накрылся покрывалом и приложился к окуляру.

– Господа! – вынырнул он. – Убедительно прошу всех повернуться ко мне, чтобы каждый из вас видел камеру.

Сказал это так, наверное, под влиянием ласкового генерала, что удивился сам – на сочной ноте, твёрдо и уверенно, на одном дыхании, нигде не сбился… и снова нырнул. Господа сидели вниз головами, привычно, фотограф видел, что ближний сидит к нему правым виском, следующий всего лишь обернулся в три четверти, следующий – следующий был настоящий молодец и смотрел прямо в камеру, молодцом был и тот, который сидел напротив через стол, это был сам Государь. Царь выглядел таким добросовестным и замечательным, дисциплинированно глядящим в объектив, что фотограф с ещё большим удовольствием отметил сидевшего рядом с царём с приятной улыбкой и сразу признал в нём Алексея Алексеевича Брусилова.

– Прошу внимания, господа, на счёт три…

А в голове билась одна мысль: «Вот это да! Ёлки-палки! Вот это да!»

В зале было много света – можно было обойтись без магния, фотограф всё делал последовательно, как по счёту камертона, нажал на кнопку, вынырнул, извлёк из аппарата отснятую пластину, уложил в кофр и достал другую, свежую…

– У вас мало времени! – услышал он у левого уха.

Он повернулся, вплотную стоял генерал в погонах с царскими вензелями. Фотограф, пронзительно прося, оглянулся на Государя Императора, в это время тот большим и средним пальцами, прямо по-солдатски, разглаживал усы, они встретились взглядами, царь сначала удивился, поднял бровь и вдруг улыбнулся и согласно кивнул. Фотограф решил, что на генерала он, конечно, посмотрит… потом.

В сервировочной генерал с вензелями приказал не делать отпечатков, а только проявить фотопластины, потому что завтра утром их заберут.

Царь средним и большим пальцами расправил усы и незаметно, про себя улыбнулся: «Хм, любопытно… этот фотограф, какой у него был взгляд, будто всё на карту поставил… Кто его, интересно знать, нашёл?..»

Царь невидящим взглядом смотрел сквозь генералов, сохраняя их в поле зрения. Они открывали рты, двигали лицами, они бубнили, он их не слышал, они вставали, садились, передавали документы, из рук в руки указку у большой карты между двумя высокими напольными зеркалами. Карта и зеркала были справа за спиной. К карте хотелось подойти и попутешествовать, вот, например, Рига, красивый город… вот Минск, а вот Спала… Нет, в Спалу не нужно, в Спале беби стало плохо, и он потом долго болел, а когда беби болеет, болеют все… А вот Могилев, прямо на берегу Днепра… Как же приятно стоять у карты или сидеть за столом, водить игольно заточенным кончиком карандаша, всего в миллиметре от карты, не касаясь, не оставляя на ней следа: над дорогой, над рекой, вокруг озера, по очертанию фьорда, особенно там, где был, видел, гулял сам, с Аликс, с девочками…