Хроника одного полка. 1916 год. В окопах

Всё чаще Фёдору Гавриловичу стала являться Серафима, но на охране его души твёрдо держала позицию Лаума. Так выходило, что в мыслях он видел их обеих, иногда впереди стояла Серафима, но чаще Лаума, и это Жамина успокаивало, однако он знал, почему являлась Серафима, – в сентябре ей рожать. Жамин в таком исходе дела не сомневался: в этом заключалась вся женская сущность Серафимы, и она крепко держала эту сущность в себе.

Слух донёс, что венчание состоится сегодня, и донёс где – в Христорождественском соборе. Жамин чувствовал себя как жеребец, пойманный арканом, и понял, что не сможет не пойти, только зачем? Чтобы жилу порвать? Ну, тогда иди… и он пошёл.

Проводив подхорунжего взглядом, Жамин ещё пять минут сидел, потом повесил на спинку стула за ненадобностью плётку, прицепил шашку и револьвер и вышел. Взял извозчика и через несколько минут доехал до собора. Войти или не войти – мысли не было, конечно не войти, увидит, что тогда? Поэтому, когда подошёл ко входу, спросил выходившего:

– Давно началось?

– Что? – удивлённо подался к нему вышедший.

– Ну, эта… венчание!

– Так вы опоздавший? – Военный врач явно торопился, и ему некогда было разговаривать. – Заходите, и сами всё увидите! Недавно!

Рядом с храмом не было нищих, это было удивительно и смотрелось необычно, Жамину захотелось, чтобы они были, и он бы сделал хотя бы одно доброе дело.

«Сколько ещё ждать?» – пришла мысль, и вдруг пришла другая: «И чего? Чего ждать-то?» Он загнал в глубину души и Серафиму и Лауму, незачем им было всё это видеть, а особенно Лауме. Жамин её жалел. Видел не часто, только когда Смолин уезжал из отряда не меньше чем на трое суток. Тогда Жамин оставлял отряд на подхорунжего и выводил Дракона «промяться», как он это объяснял подхорунжему. Дракон веселился, подплясывал, кусался, понимал, куда идти, потому что в Риге Жамин в седло почти не садился. И вправду застаивался, как и сам Жамин.

Лаума встречала со сдержанной улыбкой, а мальчишка кидался. Жамин принимал его тоже сдержанно, но по голове гладил, с двумя макушками, одна на лбу, будто корова зализала. И старуха, бывшая хозяйка, улыбалась, еле углядишь из-под морщин. Жамин как-то повёз Лауму к гроту, но она покраснела и заупрямилась. Настаивать не стал.

Ждать пришлось недолго и не того, чего ждал: только что мимо него прошёл высокий, красивый, статный полковник. Он вышел из собора и, ответив на приветствие Жамина, ушёл в город, и только что дошло, что это прошёл его бывший командир, полковник Вяземский. Жамин аж вздрогнул, когда осознал и повернулся, но Вяземского уже не было. И вдруг ему захотелось его догнать! Захотелось догнать, и упасть на колени, и взмолиться, чтобы забрал, забрал с собой, подальше от этой Риги, то ли военной, то ли мирной, но точно, что пьяной. Вдруг он понял, что Рига это совсем не его место. Не ради того, чтобы играть со Смолиным в карты, он надел форму, что то, что он сейчас в мирной Риге, никак его не оправдывает перед укорявшей его в его же сознании Серафимой и не возвышает перед выходящей замуж за военного хирурга Еленой Павловной. Даже Лаума видит в нём военного, она им любовалась, когда он надевал китель с золотыми погонами и орденами и опоясывался шашкой. На Вяземском был Владимир, была Анна, Стани́слав двух степеней, Георгий на шашке и на груди. Жамин даже удивился, как это он фотографически всё запомнил, а особенно что ордена были с мечами, боевые. И одежда полковника свидетельствовала, что он с фронта: чуть застиранная, чуть заглаженная, не штабная, не тыловая, чего он тут насмотрелся. И Жамин стал разрываться на части: на собор, что перед ним, тут он прощался с Еленой уже окончательно, и за спину, где в это время шёл полковник, шла настоящая война, а не война с похмельными мордами подчинённых и картами Смолина: трефа, вини, бубна…

«Надо уходить, надо уходить… – твердил себе Жамин и не мог двинуться из-за кустов сирени. – Сейчас венчание кончится… надо уходить!»

В его уши вдруг ворвался шум города, моторы, гудки, окрики возниц, далёкие артиллерийские выстрелы – гром при ясном небе… Жамин сжал до боли кулаки. Был бы сейчас его Дракон, он погнал бы куда глаза глядят, но Дракон остался в расположении, не ехать же на нём в храм, это ведь не казарма, и коновязи нет. Он приехал на извозчике, и он уедет на извозчике, и теперь он понял, куда… надо ехать к Лауме. Но сначала в расположение, за Драконом.

«Оставлю подхорунжего за себя… Смолин всё одно в Петрограде!»

Он только стал поворачиваться от храма, как краем глаза увидел, что из собора выходит свадьба, появились шаферы и подружки невесты, они сделали коридор от входа на крыльце и ступеньках, и жених и невеста выйдут вот-вот…

Он отвернулся.

До проезжей части дошёл, не помня себя.

Вдоль тротуара в ряд стояли извозчики и два автомобиля, ждали свадьбу, это был хороший заработок, это не поменялось даже в прифронтовой Риге, он пошёл к стоявшему первым. На Жамине был мундир с золотыми погонами, лихач, только что дремавший, очнулся, услышав, что свадьба выходит.