Вчера, во второй приемный день в Тюльери, был и я в числе двух тысяч представлявшихся королю и фамилии (3 генваря представлялось более 3 тысяч). В начале 9-го часа я нашел уже все залы дворца наполненными; вдоль стен сидели дамы по первенству приезда. Первая была герцогиня Броглио с милою своею дочерью. Толпы англичан, депутатов, перов в мундирах, фраках, шитых и простых, и во французских кафтанах с кошельками бродили из одной залы в другую, в виду грозных Наполеоновых маршалов и адмиралов, коих портреты в рост висят в залах дворца. Группы депутатов образовывались и расходились. Академики в шитых зеленым шелком кафтанах мешались с национальною гвардиею, но англичане превосходили числом французов и всех иностранцев; островитянки сияли алмазами и некоторые - красотою. Король с фамилией вышел в 8 часов из внутренних апартаментов и поговорил с каждою дамою - так, как и все члены королевской фамилии с англичанками, по-английски. В продолжение 2 1/2 часов король с фамилиею обошел всех дам и возвратился отвести дух во внутренние апартаменты. Через 1/4 часа стали впускать к нему кавалеров. Мне досталось первому подойти к нему. Я нашел уже короля и всю фамилию в ожидании представлявшихся. Адъютант назвал меня королю, но он уже знал меня и опять спросил о моих занятиях и долго ли я здесь пробыть намерен? Я успел сказать слова два о надежде снова быть допущену в архив. Герцогини Орлеанской не было, но герцог сказал мне, что недавно принцесса Августа еще раз писала ей обо мне и что он надеется видеть меня иногда у себя. С Аделаидой опять - и довольно подробно, хотя и налету - о моих исторических занятиях. За мною шли генералы, дипломаты и толпы англичан. Я вырвался из Тюльери в 11 часов, представившись прежде всех, и попал в другую веревку, которая тянулась на бал к английскому послу, моему соседу. Я не поехал к нему; было уже за полночь, когда я разоблачился и напился чаю. Передо мною лежали рукописи, в тот день приобретенные. Я предпочел общество французских дипломатов времен Екатерины II салону английского посла в Париже и крепко заснул над одной интересной депешей.
Неандер на сих днях прислал мне из Берлина новый полный экземпляр своего сочинения "Жизнь И. X.". Domestica facta отвлекают меня от многого. Я еще не успел видеть пьесы "Калигула". {4} Знаю ее только по журналам и рассказам m-me Ancelot, когда она возвратилась с первого представления на свою вторничную вечеринку и передала нам во всей свежести и со всею тонкостию не совсем беспристрастной критики первые впечатления, полученные ею при первом представлении трагедии. Она привезла нам из театра и медаль, которую Дюма (или его приятели) выбил на это важное в летописях французского театра событие! Она продавалась у входа. Весь театр был полон приятелями и приятельницами. Двор и министерство рукоплескали. Декорации необыкновенные. Лошадей на сцену не пустили, и автор едва не взял назад пьесы. Ему доказали, что ветхость театра не выдержала бы кавалерии.