Здесь же нашел я старого моего знакомца, адвоката Ледрю. Он подал мне вечерний журнал, где напечатано письмо его к пресловутому Видоку об условиях, на коих соглашается он защищать его перед судом. Вы, конечно, уже читали в журналах об аресте Видока и о предании суду. Ледрю, согласившись быть его адвокатом за 1000 франков в пользу бедных (кои Видок уже внес и представил расписку), успел уже рассмотреть некоторые документы, Видоком представленные, и уверяет, что он спасет его; будто Видок имеет неоспоримые доказательства, что он спас жизнь короля в каком-то заговоре; будто в руках его честь и стыд многих сановников, и проч. и проч. Relata refero - и за Видока не ручаюсь. Уже более 3000 дел или документов (dossiers) разобрано; разосланы справки в разные департаменты. Производство суда над Видоком займет дня на три салоны Парижа.
27 декабря 1837/8 генваря 1838. Город занят адресом камеры депутатов. Редактором избран Marc-Gerardin, один из редакторов "Дебатов". Здешние грамотеи находят в проекте недостатки в слоге, т. е. в оборотах и выражениях. Уверяют, будто Моле объявил, что если статья об испанской войне пройдет так, как она изложена в проекте, то он выйдет из министерства. Тогда Тьер может опять завладеть кормилом правления; но королю, как слышно, этого не хочется. Другая важная статья в адресе есть уменьшение процентов по государственному долгу. Правительство опасается нарушить интересы многочисленного класса частных людей, кои вверили ему капиталы свои. Таких капиталистов тьма в Париже, и особенно в национальной гвардии. Вчера встретил я у m-me Recamier Вильменя, пера Франции, который теперь в полуоппозиции: он также за уменьшение процентов и, кажется, за деятельную защиту королевы испанской против карлистов. К счастию, в салоне милой Рекамье было только нас трое: Вильмень, Баланш и я. Вильмень спросил меня о Гизо, где он прежде часто встречал меня, и начал анализировать его политический характер. Мало-помалу он так оживился, что от характеристики Гизо он перешел ко всем главным вопросам французской политики, упрекал Гизо в какой-то нерешимости, превозносил его как писателя и оратора, но в министре видел какую-то уклончивость, препятствующую ему, вопреки влиянию свыше, решить вопросы, от коих зависит роль, которую Франция должна играть в европейской системе, и степень, которая по праву принадлежит ей и теперь ею не занята. Он перебрал всех знаменитых министров старой и нынешней Франции и спросил, так ли бы они действовали в настоящих обстоятельствах государства? Но с интересом Франции, может быть, связан интерес династический: это завело в область высшей и личной политики. Со времен салона герцогини Дино или Талейрана я не слыхал Вильменя, с таким жаром говорящего. Тогда политика менее занимала его. Перейдем и мы к литературе.
Вильмень печатает два тома своих лекций, снова им пересмотренных и распространенных. Этот курс литературы не был еще напечатан, и публика знала его только по его лекциям в Сорбонне, кои и я слушал в 1828-1829 годах. Книга его выйдет на будущей неделе, и вслед за ее изданием он начнет печатать своего Григория VII. {5} Я обратил его внимание на книгу берлинского профессора Ранке о папах, на сих днях здесь в 4 частях вышедшую. Хотя он и не найдет в ней Григория VII, но в общих идеях Ранке об истории пап Вильмень увидит много оригинального, германского, и, следственно, нового для французского писателя о папстве. {6} Ранке писал не по старым книгам и почерпал факты и соображения свои не из известных источников, давно напечатанных, но из архивов Италии, Австрии и Испании. Баланш подкрепил совет мой, ибо сам читает теперь Ранке. Тут же узнал я, что Шатобриан скоро издаст 4 тома записок своих об Испании, a m-me Ламартин сказывала мне, что муж ее готовит новую поэму в двух томах: отрывок, обширнейший прежнего, du grand poeme humanitaire. M-me Recamier все еще шепчет, а не говорит, но милой, ей одной свойственной улыбкой награждает говорунов ее салона, подобных Вильменю. Я вышел с ним вместе уже в 6-м часу вечера и продолжал слушать его и на улице, не думая об устрицах, кои ожидали меня.