Мержи грустно попик головою, губы шевельнулись, но слов не было слышно.
— Он храбрый солдат, — продолжал адмирал, — но к чему храбрость без страха божьего! Молодой человек, у тебя в семье ты можешь найти образец, которому ты будешь подражать, и пример, которому не смеешь следовать.
— Я постараюсь подражать славным подвигам моего брата… а не его изменчивости.
— Ну, вот, Бернар, приходи ко мне почаще, считай меня другом; правда, не очень здесь хорошее место для науки добрых нравов, но я надеюсь скоро всех вас увести отсюда и поведу туда, где можете завоевать славу.
Мержи почтительно наклонил голову и отступил к толпе, окружавшей адмирала.
— Господа, — заговорил Колиньи, продолжая разговор, прерванный появлением Мержи. — Со всех сторон имею я добрые вести. Руанские убийцы наказаны…
— Но тулузские еще не понесли кары, — сказал старый священник с липом мрачным и изуверским.
— Ошибаетесь, сударь, я только что получил оттуда весть. К тому же в Тулузе уже приступила к действию паритетная палата[39]. Дня не проходит, чтобы его величество не дал нам доказательства равного правосудия для всех вер.
Старый священник недоверчиво покачал головой. Седобородый старик, одетый в черный бархат, воскликнул:
— Его правосудие равно для всех, да! Шатильонов, Монморанси и Гизов, всех вместе хотели бы обезглавить одним ударом Карл — король — и его достойная матушка!
— Говори с большим уважением о короле, метр Бониссан, — строго сказал Колиньи. — Давайте забудем, забудем, наконец, старые счеты, старую месть. Пусть не говорят, что католики лучше нас исполняют божьи предначертания о забвении обид.
— Клянусь костями моего отца, им это легче сделать, чем нам! — пробормотал Бониссан. — Двадцать три мученика только в нашей семье — это не скоро успокоит мою память.
Он еще продолжал говорить с горечью, как вдруг дряхлый старик, с отталкивающей наружностью, закутанный в серый изношенный плащ, вошел на галлерею, растолкал толпу и передал запечатанный пакет Колиньи.
— Кто вы такой? — спросил тот, не ломая печати.
— Один из ваших друзей, — ответил старик сиплым голосом и тотчас же вышел.
— Я видел, как нынче утром этот старик выходил из владений Гизов, — сказал молодой дворянин.
— Это магик, — крикнул другой.
— Отравитель, — крикнул третий.
— Герцог Гиз послал его отравить господина адмирала.
— Отравить меня? — спросил адмирал, в сомнении пожимая плечами. — Отравить меня письмом?
— Вспомните о перчатках Наваррской королевы![40] — воскликнул Бониссан.
— В отравленные перчатки я так же не верю, как и в отравленное письмо, но я твердо верю, что герцог Гиз не может совершить подлого поступка.
Он собрался сломать печать, как вдруг Бониссан бросился к нему и вырвал письмо из рук со словами:
— Не распечатывайте его, чтобы не вдохнуть смертельный яд.
Все присутствующие столпились вокруг адмирала, который старался освободиться от Бониссана.
— Я вижу, что из письма выходит черный дым, — закричал кто-то.
— Бросьте его, бросьте его! — раздался общий крик.
— Оставьте меня, безумцы, — говорил адмирал, отбиваясь. В минуту этой своеобразной борьбы бумага выпала на пол.
— Самуэль, друг мой, — воскликнул Бониссан, — покажи себя верным слугой, вскрой пакет и передай своему господину только после того, как сам убедишься, что в нем нет ничего подозрительного и страшного.
Поручение не пришлось по вкусу управляющему. Мержи без колебании поднял письмо и вскрыл печать, и тотчас же вокруг него образовалась пустота: все отодвинулись, словно взрывчатый снаряд должен был разорваться. Тем временем из пакета не вышло никакого зловредного дыма, никто даже не чихнул. В конверте, которого все испугались, был только довольно грязный лист бумаги, на котором виднелись несколько строк, вот и все.
Те же самые люди, которые только что отшатнулись, первые подошли со смехом, как только исчез всякий намек на опасность.
— Что значит эта дерзость? — воскликнул Колиньи гневно, освобождаясь при этом из рук Бониссана. — Распечатывать письмо, адресованное мне!
— Господин адмирал, если бы, к несчастью, в этом пакете был тончайший яд, способный остановить ваше дыхание, то лучше было бы стать жертвою смерти молодцу вроде меня, чем вам, жизнь которого неисчислимо драгоценна для дела веры.
Восхищенный шопот раздался вокруг. Колиньи сердечно пожал руку и, минуту промолчав, ласково обратился к молодому человеку:
— Уж если ты сделал так, что письмо распечатано, то прочти сам, что в нем написано.
Мержи немедленно прочел следующее:
«Небо на западе залито кровавым светом, звезды исчезли с небосвода, и пламенные мечи появились в воздухе. Надо ослепнуть, чтобы не понять сих пророческих знамений. Гаспар, препояшься мечом, пристегни шпоры, иначе по прошествии немногих дней