Хроника времен Карла IX

Мержи не мог удержаться от смеха, видя, как она делает удивленный вид и прикладывает руки к сердцу. Он достал золотую монету из кошелька, висевшего над его кроватью, и дал старухе.

— Возьмите, добрая Камилла, вы так обо мне заботитесь, так лихо натираете шпагу скорпионовым бальзамом для моего скорейшего выздоровления, что, по правде сказать, я уже давно должен был бы сделать вам какой-нибудь подарок.

— Увы, благородный господин, ну право же, ну право же, я совсем не понимаю, что вы хотите сказать.

— Ну, чорт вас побери, Марта вы или Камилла, не выводите меня из терпения и отвечайте: кто эта дама, для которой вы прошлой ночью устроили всю эту чертовщину?

— Ах, спаситель мой, он начинает гневаться… Неужели он сходит с ума?

Мержи в нетерпении схватил подушку и швырнул ее в голову старухи, которая с покорностью подобрала ее и снова положила на постель. Потом подобрала золотую монету, упавшую на пол, и, так как в эту минуту вошел капитан, она освободилась от страха перед новым допросом, который мог окончиться для нее уже несколько неприятно.

Глава тринадцатая КЛЕВЕТА

Король Генрих IV. Ты клевещешь на него, Перси! Ты клевещешь!

Шекспир

, «Король Генрих IV».

Жорж в то же утро отправился к адмиралу, чтобы поговорить с ним о положении своего брата. В двух словах он доложил ему, в чем дело.

Адмирал, слушая его, раздавил зубами зубочистку, бывшую у него в губах, что всегда служило признаком нетерпения.

— Мне уже известна эта история, — сказал он, — и я удивляюсь, что вы мне ее рассказываете после того, как она сделалась уже достоянием общей молвы.

— Если я докучаю вам, господин адмирал, то лишь потому, что мне известно участие, которым вы удостаиваете нашу семью, и я смею надеяться, что вы не откажетесь похлопотать за брата у короля. Вы пользуетесь таким влиянием у его величества.

— Мое влияние, если я действительно его имею, — с живостью перебил адмирал, — мое влияние основывается на том, что я обращаюсь к его величеству только с законными просьбами.

Произнося эти слова, он почтительно снял шляпу.

— Обстоятельства, принудившие моего брата прибегнуть к вашей доброте, к несчастью, более чем обычны в настоящее время. В прошлом году король подписал свыше полутора тысяч амнистий. А противник Бернара сам неоднократно ограждал себя от наказаний предварительными амнистиями.

— Ваш брат был зачинщиком. Может быть, и мне хотелось бы, чтобы оказалось правдой сообщение, что он последовал чьему-то отвратительному совету.

Произнося эти слова, он проницательно взглянул на капитана.

— Я сделал несколько усилий, чтобы предотвратить роковые последствия ссоры. Но вам самому известно, что господин Коменж никогда не был расположен к другим способам удовлетворения, кроме тех, которые дает острие шпаги. Честь дворянина и мнение дам…

— И вы в таком тоне разговаривали с несчастным молодым человеком? Конечно, если так, то мы, очевидно, сделали бы из него утонченного дуэлиста. О, как стал бы жаловаться его отец, узнав, с каким пренебрежением сын отнесся к его советам! Милосердный боже! Еще не прошло двух лет с тех пор, как затихли гражданские войны, а они уже забыли о потоках пролитой ими крови! Им все еще мало. Им необходимо, чтобы дня не проходило без того, чтобы француз зарезал француза.

— Если бы я знал, милостивый государь, что моя просьба будет вам неприятна до такой степени…

— Послушайте, господин Мержи. Как христианин я мог бы сделать насилие над своими чувствами и простить вашему брату сделанный им вызов, но поведение вашего брата на дуэли, последовавшей за вызовом, по слухам, не…

— Что хотите вы сказать, господин адмирал?

— Что поединок велся без соблюдения рыцарских правил: совсем не так, как это принято у французского дворянства.

— А кто осмелился пустить такую отвратительную клевету? — воскликнул Жорж с глазами, сверкающими от гнева.

— Успокоитесь, вызова вам не придется посылать, потому что с женщинами не дерутся на дуэли… Мать Коменжа представила королю подробности, не делающие чести вашему брату. Ими объясняется то, что весьма опасный противник с легкостью пал под ударами ребенка, едва вышедшего из возраста пажа.

— Скорбь матери это большое и законное чувство, да и можно ли удивляться тому, что ее глаза, наполненные слезами, до сих пор не могут рассмотреть истины. Я льщу себя надеждой, господин адмирал, что ваше суждение о брате вы не станете основывать на изложении событий, сделанном госпожей Коменж.

Колиньи, повидимому, слегка заколебался, и в его голосе несколько смягчилась острота иронической интонации.

— Вы не можете отрицать, тем не менее, что Бевиль, секундант Коменжа, ваш близкий друг?

— Я знаю его с давних пор и даже кое-чем ему обязан, но и Коменж тоже был с ним близок; к тому же Коменж сам избрал его секундантом. В конце концов, храбрость и честность Бевиля ставят его имя вне всякого подозрения в недобросовестности.

Адмирал сжал губы с выражением глубокого презрения.