Хроника взятия Сеуты

Прочие говорили многие иные вещи, столь разнообразные, что их было бы долго записывать, поскольку определено есть в Священном Писании, что там, где правда скрывается, слова умножаются гораздо более. И хотя как сии, так и многие иные разноречия (desvairos) ходили между ними, не было, однако, никого, кто смог бы определенно, ни даже приблизительно (nem assim apalpando), говорить о городе Сеута; насколько нам удалось обнаружить, единственно один еврей, служитель Королевы Доны Филипы, коего прозывали Черный Йуда (Yuda Negro) [207], бывший великим трубадуром, судя по песням (trovas) того времени, в одной песне, что послал он эшкудейру Инфанта Дона Педру, звавшемуся Мартин Афонсу ди Атогия, сообщая ему новости двора, говорит обо всех сих вещах, что мы поведали, и о многих других, среди коих в заключительном стихе четвертого куплета говорит, что наиболее рассудительные разумели, что Король пойдет на город Сеуту. Но то, что они сие разумели, он ведал не чрез какой-либо верный знак, им узренный, но лишь чрез суждения эстреломии (estrelomia) [208], в коей он был весьма сведущ.

ГЛАВА XXXI. О том, как сии известия получили в Кастилии, и о совете, что [там] относительно сего держали, и как они постановили направить к Королю своих послов, дабы подписать мирный договор

Все люди, согласно сентенции философа [Аристотеля] в первой книге трансцендентной философии (transcendente filosofia) [209], естественным образом желают знания, и сие естественное желание являет нам слепца, коего наш Господь Иисус Христос спросил о том, чего бы ему хотелось; тот же ответил, чтобы Он дал ему зрение, не уточняя, для того ли, чтобы видеть ту вещь или же иную (nao determinando que visse uma cousa nem outra), поскольку в Священном Писании вместо «знать» ставится «зреть» (por saber ver se poe), согласно тому, что говорит пророк [царь Давид, автор «Псалтири»] в стихе четвертом восьмого псалма: «Ибо я узрю небеса Твои, творение перстов Твоих, и пр.», показывая, что зрение то было совершенною мудростью, коей он имел в виду достичь после перехода из сей жизни (trespassamento desta vida).

Но относительно сей сентенции философа возникает изящное соображение (fremoso argumento): сие желание, к коему таким образом нас подвигает природа, связано с вещами, относящимися к душе, или же с теми, что относятся к телу? Насчет какового соображения уразумеем вкратце, что оно [желание знания] имеет место в обоих [случаях], притом каждая из частей имеет свои обособленные степени, оглашение чего в настоящее время не относится к нашему процессу.

И говоря о том желании [знания], что относится к делам телесным, узнаем, что сие желание делится на четыре части. Ибо одно желание есть то, когда человек желает знать не с какою иною целью, кроме как затем, чтобы обрести в себе то развлечение, что получает разумение, обладая совершенным знанием вещи, насчет коей питало сомнения; каковой опыт каждый может увидеть в себе самом, когда, впервые узрев какого-нибудь мужчину или женщину, он вдруг узнает их, но где и когда получил он о них сие знание — то не связано ни с каким определенным воспоминанием; и хотя ни пользы, ни вреда ему то не приносит, все же разумение естественным образом желает прийти к сей мудрости, и, обретая ее, оно чувствует радость.

Иное знание — когда человек постигает какую-нибудь науку, посредством чего надеется обрести почет или выгоду, и когда он их достигает, то чувствует радость по причине почета и выгоды, но не вследствие какой-либо другой цели.

Иное знание — когда кто-нибудь желает познать некие тонкие вещи, такие, что, как он воображает, ведомы немногим; и когда он их познает, то чувствует ликование (ledice), обретая в самом себе внутреннее наслаждение, полагая, что пребывает в совершенном знании того, что знают немногие.

Четвертое желание знания — когда человек желает познать те вещи, от коих он не уверен, придет ли к нему вред или польза; и еще гораздо более трудятся умы, дабы изведать точность тех [вещей], от коих определенным образом ожидают они получить вред, нежели иных, от коих следует польза, ибо только лишь страх есть основание для того, чтобы люди следовали совету. Каковое движение и имело место в некоторых из тех принципалов королевства Кастилия; ибо, прослышав известия о том, как сие деяние ширилось все более с каждым разом, они возымели великую заботу о том, чтобы разведать основное побуждение Короля [Португальского], однако сие желание не было свободно от той заключительной причины, о коей мы уже сказали, — страха вреда, что мог для них воспоследовать; и они говорили меж собой: