Хроника

М. А. Гуковский, подготовивший его к изданию, один из виднейших советских итальянистов, воспринимал историю как сложное сочетание всех сторон жизни человека и человеческого общества. Не случайно, рассматривая историю Италии XIII–XV вв., он уделил внимание не только экономике и политике, но также и культуре, и в частности специально итальянской литературе.[159] В разделе, касающемся литературы XV в., М. А. Гуковский ярко и глубоко характеризовал философско-политические и художественные произведения этой эпохи.[160] В послесловии к этому изданию М. А. Гуковский дал краткий сравнительный очерк произведений, близких по своему характеру к автобиографии Питти: это – дневники Морелли, Веллути и более позднее «Жизнеописание» Бенвенуто Челлини. Между этими произведениями можно найти не только формальное, но и существенное сходство – их народность. Народные традиции входят составным элементом в литературу и преобразуются вместе с эволюцией языка и литературных форм. Проблеме народности в итальянской литературе посвящено немало книг, одним из показательных образцов которых является исследование Джузеппе Коккьяра «Народ и литература в Италии».[161]Проблема народности, согласно этому автору, не ограничена только изучением эволюции народных форм литературы и искусства, но и процесса перехода от классической латыни к народной, разговорной, а от нее к народному итальянскому языку (volgare). От народного театра и джулларов (жонглеров, скоморохов) путь ведет к исполнителям песенных историй (cantastorie), уличным певцам (cantampanca) Флоренции, Перуджи, Феррары и других городов Италии. Распространению прозаической и поэтической письменной поэзии джулларов на всю Италию способствовала сама специфика этой профессии кочующих по стране певцов. Устная литература безымянных авторов переходит в литературу письменную и фиксируется естественным путем: доказательством тому являются, например, болонские нотариальные акты или рукописи, хранящиеся в Ватиканской библиотеке, где на свободных пространствах или между двумя актами записывались тексты песен, исполняемые джулларами или кантампанка. Если писцы или нотарии были первыми фиксаторами устной прозы и поэзии, то среди них, естественно, могли появиться и появились авторы литературных произведений, которые исходили из текста джулларов, развивая его и совершенствуя. Так, язык, образы, афоризмы народные по своему звучанию (il gusto del popolare) входят в художественную литературу, народные традиции продолжают свою жизнь в качестве элемента формирующейся итальянской городской культуры. Влияние народных литературных традиций отмечается в поэзии Джакомино Пульезе, Рустико ди Филиппо, Фольгоре ди Сан Джиминьяно. Неприхотливые любовные сонеты, и особенно сатирические портреты своих современников у Рустико, восторженное восприятие всех радостей жизни у Фольгоре и, наконец, откровенное воспевание «века золотого флорина» – Дученто – у Чекко Анджольери:[162]

Пусть родичей кто хочет воспевает,
Поет, кто их имеет, лишь флорины
Они родню и брата, и кузину,
Отца и мать, и деток заменяют.

Не говори же: «Род меня прославит!»
Коль денег нет, – напрасны ожидания.
Скажи: «Я – прах, и мною ветер правит».

Эти строки не только отрицают феодальные привилегии и вековые традиции итальянских нобилей, теряющих в XIII в. политические права в передовых городах-государствах Италии, но и утверждают право на реалистическое восприятие зарождающегося мира раннего капитализма.

Поэты школы «нового сладостного стиля» (dolce stil nuovo), вроде Гвидо Гвиницелли,[163]тоже направляют стрелы против тех, кто кичится древним знатным родом, но их идеал не золотой флорин, а истинное человеческое благородство:

Пускай никто не скажет,
Что было благородство без отваги,
Что можно унаследовать его,
Не чуя благородства в сердце.

Обычно эти две линии безоговорочно противопоставляют как абсолютно непримиримые, хотя в обоих направлениях присутствует общая антифеодальная струя, утверждение нового пополанского мировоззрения, перерастающего во времена Питти в раннебуржуазное.

Несмотря на значительное своеобразие, можно отметить наличие народных влияний и в таком потоке литературы, как религиозно-проповедническая, обращенная нередко не столько к господу богу, сколько к природе. Таков знаменитый «Гимн брату Солнцу» Франциска Ассизского, «Зерцало истинного покаяния» Якопо Пассаванти, который наполнял жизнь святых и «истории» дьяволов реалистическими деталями, и последовавшие за ними широко известные «Цветочки», повествующие о жизни Франциска Ассизского, и менее известное «Житие брата Юнипера».[164]