Хроника

Включение в разряд литературных памятников «Хроники» Питти представляется смелым, но закономерным решением. Основанием к этому послужило то, что еще в 1947 г. М. А. Гуковский, давно оценивший эту «Хронику» как первоклассный исторический источник, стал первым ее переводчиком на русский язык[185] и, убедившись в ее исключительных литературных качествах, начал готовить ее к изданию, увидевшему свет только в наши дни. В середине 50-х годов в западной литературе появилась аргументированная теория о неразделимости деловой практики и культуры во Флоренции эпохи Возрождения, причем век Питти – Кватроченто – выступал в качестве наиболее в этом смысле показательного. Автор этой теории, Ив Ренуар, справедливо подчеркивал наличие совершенно естественной связи между экономическим развитием Флоренции и появлением в ней новой гуманистической культуры;[186] он показал, что развитие производственной и коммерческой техники является в определенной степени базой и в то же время частью культуры Возрождения, что сами деловые люди были не только потребителями, но и создателями этой культуры – писателями, мыслителями.[187] Исходя из этого, он призывал при изучении наследия крупных представителей Возрождения не проходить мимо «других», второстепенных, но крайне характерных авторов, определяющих «средний уровень» культуры этой эпохи. Эта теория впервые была воплощена в книге Кристиана Бека, вышедшей в 1967 г. под характерным названием «Купцы-писатели, деловой мир и гуманизм во Флоренции, 1375–1434».[188] Автор сравнивает прежде всего двух флорентийских пополанов, которые, не будучи писателями по профессии, оставили заметный след в литературе: Морелли и Питти. «Купеческие семьи давали детей и писателей, не похожих один на другого», – пишет Бек.[189] Джованни Морелли – типичный купец-писатель, его хроника – это мемуары, произведение во многом биографического порядка. Оно рисует его мировоззрение, его ум, его взгляды: перед нами человек, не лишенный средневековых пережитков, но уже вырвавшийся на просторы новой возрожденческой мысли. Все же он и «средний пополан» своего века, человек благопристойной морали.[190] Бонаккорсо Питти – человек Возрождения, объездивший весь тогдашний европейский мир, 18-ти лет покинувший впервые родной город на Арно, совершивший 15 путешествий в Париж, побывавший в Нормандии, Аквитании, Провансе, Бургундии, Савойе, пять раз посетивший Нидерланды, дважды переехавший Ламанш, чтобы побывать в Лондоне, проживавший в Буде, Загребе, Мюнхене, Гейдельберге, Майнце. Он – космополит, но и флорентинец; он дипломат, но и купец. В 22 года он начинает торговую деятельность и игру в карты как составную ее часть, выполняя обязанности торгового фактора у Маттео делло Шельто Тинги. Он, как и Морелли, – купец, но купец нового типа. Оба эти купца – Морелли и Питти – похожи в одном: они не могут не писать, и пишут – каждый по-своему; и, не предполагая этого, создают две автобиографические повести, центральными фигурами которых являются сами авторы. Морелли и Питти – вовсе не единственные авторы автобиографических сочинений, это явление становится закономерным. В качестве подтверждения можно привести, например, Наддо да Монтекатини,[191] излагающего хронику своих дел.

«Хроника» дел Питти многообразна, как многообразна его деятельность. За границей он купец, игрок, дипломат; во Флоренции он приор (в 1399 и 1404 гг.), гонфалоньер справедливости (в 1417 и 1422 гг.), консул цеха Лана (1405, 1416 и 1421 гг.), член торговой компании Бернардо Чено. Он знает Флоренцию и флорентинцев, его восприятие – флорентийское: Куртрэ он сравнивает с Прато, восстание майотенов с восстанием чомпи. Родственные узы связывают его с виднейшими семействами Флоренции, он ценит родственные связи, приводя в своей «Хронике» генеалогию своего рода, ссылаясь на копии документов.[192]Он пишет на тосканском диалекте, являвшемся главным истоком литературного итальянского языка, хотя его речь не лишена галлицизмов, что вполне естественно для человека, прожившего во Франции немало лет.[193] Есть у него и характерная для средневекового писателя риторика, повторение глагольных синонимов, но не это характеризует язык Питти. В целом он подобен нарративной прозе, близкой, как считает Бек, к языку Боккаччо в его «Филострато».[194] Он – лаконичен, избегает абстракций, рассуждений и сложных выражений, любит и умеет рельефно использовать глагол.[195]Простота и краткость его речи насыщены динамичным действием, движением, деятельностью. Его «Хроника» переполнена глаголами движения: «поехал», «сделал», «вернулся» и т. п. Образцом такого типа является, например, следующая фраза: «Он сказал мне: уедем отсюда. И двинулись мы оттуда домой».[196]