Хроники Белого Ворона-4: ИДЕМ НА ВОСТОК

Мимика у орков была, конечно, отличная от человеческой, но понять, что это мальчишка и он слегка испуган, было можно.

— Посмотреть хотел…

— Что посмотреть?

— Эта… кто пришёл.

— Кто тебя послал?

— Каво?

— Слышь, будешь так тупить, я тебе руку сломаю.

Зелёный пацан надулся:

— Ты человек! Человек не может орку руку сломать!

— Я смогу, не переживай. Парни, там у костра пара кусков песчаника валялась, принесите!

Дежурные притащили Вове пару угловатых булдыганов. Он покачал их в руке, дал подержать орчонку:

— Ну как — прочный камень? Хороший?

— Хороший.

Вова усмехнулся и пальцами раскрошил камень в мелкую щебёнку. Звук был просто ужасный, аж зубы заныли!

— А теперь?

— Теперь плохой. Совсем сломанный.

— И рука твоя может стать совсем сломанной. Дурака не валяй. Кто тебя послал за нами смотреть?

Орчонок задышал, как это делают дети, когда собираются заплакать. Часто и «с намерением». О, боги, реветь вздумал, что ли? Однако сцены не произошло. Пацан крупно сглотнул и сказал:

— Руг пришёл. Будил меня. Говорит: там в лесу чужие пришли. Пошли смотреть! Говорит: кони есть у них. Кони — вкусно!

— Огорчу я тебя до невозможности. Наших коней есть нельзя.

Орчонок захлопал глазами. Не понял.

— Глирдан — переведи!

Новость пацана явно расстроила.

— Тебя как зовут?

— Быч.

Нда, имя дано кагбэ с претензией…

— В деревне сколько народу?

— Эта… Много!

Твою мать! Слава богам, Вова гораздо терпеливее меня.

— Сколько — много?

— Ну, эта… Большие бабы есть. Мать там, ещё Танька, Рая, Маша…

Он нам что — собрался всех поимённо перечислять?

— Дан, расспроси его по-ихнему — быстрее будет.

Музыкант кивнул и начал расспросы. Теперь пацан отвечал гораздо бодрее. Как будто кто-то большой мешал гравий в деревянной ступке. Мы ждали.

Глирдан несколько обескураженно взъерошил пятернёй и без того лохматую шевелюру:

— Если коротко — деревня по понятиям орков большая. Но сейчас остались только женщины и дети. Все взрослые мужчины ушли с шаманом, убивать чужаков. Женщин, насколько я понял — десятка два или чуть больше. У каждой по трое-четверо орчат. Этот вот — из старших.

— И сколько ему лет? — хмуро поинтересовался князь.

Глирдан что-то прогрохотал.

— Насколько я могу понять… Говорит — почти взрослый. Четыре года. Или пять. Что-то в этом духе.

— С-с-сука… — только и пробормотал Вова.

Лица мужиков стали совсем кислые. Сражаться с посёлком, в котором свои же изменённые девки да мелюзга зелёная. В прямом смысле этого слова.

Ой, бли-и-ин.

Князь встал.

— Ладно, мужики, собираемся. Так или иначе, надо с этим посёлком разобраться.

Лагерь просыпался, раскочегаривались костры, варилась каша с тушняком.

Моё любопытство — двигатель целительской науки в этом мире — послало меня вперёд: обследовать объект. Одет он был в подобие штанов и куртки из шкур. Шапку (тоже меховушку) потерял, пока его тащили. Пацан сидел прямо на полу, в окружении трёх дружинников, обняв колени своими длинными руками и уткнувшись в них головой. А всего-то ребёнок поесть хотел. Ладно, не будем себя обманывать, этот ребёнок может быть смертельно опасен. И, вполне возможно, он бы поел и человечины, если бы ему предоставилась такая возможность. Но это так — пока гипотезы. Меня вдруг посетила волшебная картинка: отряд боевых орков на шерстистых носорогах…

Я подвинула стул и села напротив, через стол. Начнём с простого.

— Быч, ты хочешь есть?

Он чуть шевельнулся. Над сцепленными руками засверкали небольшие глазки. Голубенькие, какая милота́!

— Хочу.

— А ты сегодня ел?

— Нет.

— А вчера? Ты знаешь, что такое «вчера»?

— Я знаю. Вчера — это день. Перед «сегодня». Когда я ещё не спал.

— Ты ел вчера?

— Нет.

— А когда ел?

Он помолчал.

— Я не помню, — он растопырил перед собой пальцы, соображая, — Одна рука прошла и ещё два дня. Белку ловил.

Вот что они так резво примчались. То ли детей тут принято впроголодь держать, то ли просто запасы кончились. Или шаман кормил только бойцов? Что вообще орки едят? У Кузьмича была версия об исключительно хищническом рационе. С другой стороны, может, это шаман специально так свою общину держал, чтоб агрессивнее были? Судя по смутным Настиным воспоминаниям, всё она могла есть, как люди…

Ладно, проверить можно. На крайний случай — я же универсальный целитель, в конце-то концов.

— Тиредор, оправь кого-нибудь, пусть принесут хлеба, прямо буханку целую. И завтрака пусть тоже побольше возьмут, накормим пацана.

Ну, здраво же? Сперва еда. Кто ж дипломатию ведёт на голодные зубы?

Долегон вошёл с тремя буханками в руках.

— Матушка кельда, вы хлеб просили?

— Просила. Дай вон своему арестанту полбулки. Неделю пацан нежрамши.

Рейнджер сложил хлеб на походный раскладной стол, отчекрыжил полбуханки вдоль (чтоб удобнее кусать было, заботливый наш) и половину вручил орчонку, который следил за сценой из-за сцепленных рук, посверкивая своими глазёнками.

— Держи, шкет.

Хлеб исчез в четыре укуса. Сильно.

В палатку ввалились шумные бойцы, зазвенели стальными мисками, кто-то припёр солидный котёл с кашей. Гречка, щедро сдобренная тушёнкой — вкус полевой кухни, знакомый с детства! Каждое девятое мая на всех гуляньях угощали!