Теперь Рэй смотрел на своего кумира новыми глазами, хотя Хьюстон раз за разом развеивал его сомнения словами заботы и поощрения. Трудно было найти более непохожих людей: грубый, недобрый мачо Хьюстон и чувствительный, эмоциональный, стремящийся ко всеобщему одобрению и любви Рэй. Он старался не перечить режиссеру и подыгрывать его шуткам. Однажды Хьюстон заявил, что получил срочную телеграмму от директора студии Джека Уорнера с требованием вставить в сценарий любовную линию. Рэй пришел в ярость и с шумом выбежал из комнаты: он хотел придерживаться духа оригинала, и добавлять в «Моби Дика» любовную линию было абсурдом. Однако, когда Хьюстон догнал его и со смехом признался, что пошутил, Рэй посмеялся вместе с ним, хотя в душе все еще злился.
К январю терпение Мэгги лопнуло, и она попросила разрешения уехать. Она больше не могла молча наблюдать, как Хьюстон издевается над мужем, а открыто выступить против не решалась, боясь навредить Рэю. Дурная ирландская погода не улучшала настроение, поэтому Мэгги объявила, что заберет девочек и отправится куда-нибудь в теплые края. Рэй посоветовал ей попросить в туристическом агентстве путевку в самую южную точку Европы. Мэгги согласилась и в итоге выбрала Италию. Даже много десятков лет спустя она редко говорила о Джоне Хьюстоне и всегда без теплоты.
Оставшись наедине с работой, Рэй сделался еще более уязвим перед своим работодателем. Впрочем, Хьюстон за него переживал, понимая, насколько одиноко может быть столь чувствительному человеку. Он и сам всегда бежал от одиночества, окружая себя людьми, поэтому предложил Рэю переехать в усадьбу в Килкоке. «К счастью, я отказался от предложения Джона», – вспоминал тот.
В конце января 1954 года сценарий был близок к завершению, хотя работы оставалось еще много. «Хьюстон очень разумно, предусмотрительно и мудро не сообщил мне, сколько потребуется правок, – объяснял Рэй. – Надо отдать ему должное: в таких делах у него была отличная интуиция». Чтобы приободриться, Рэй звонил Мэгги и девочкам почти каждый день, но все равно чувствовал себя усталым и одиноким.
К марту Хьюстон занялся подбором актеров для «Моби Дика» и позвал Рэя в Лондон, не упустив при этом случая вновь недобро над ним подшутить. Зная, что Брэдбери боится летать, он предложил два варианта на выбор: Рэй или летит в Англию самолетом вместе с ним, или остается один в Дублине. Рэй ответил, что согласен на Лондон, только не самолетом: он пересечет море на пароме, ночью доберется до столицы и к утру уже будет готов встретиться с режиссером. Хьюстон категорически отказался, заявив, что если Брэдбери не полетит, то может и вовсе оставаться в Ирландии.
Нервы Рэя были на пределе. Питер Виртел советовал ему махнуть на все рукой и не принимать всерьез очередную злую шутку режиссера. «Джон шутил жестоко, – вспоминал Виртел. – [Рэй] был гораздо наивнее всех нас, поскольку никогда раньше не покидал Штатов. Хотя работа с Джоном порой ставила его в тупик, он оставался неизменно любезен. Писателям всегда тяжело давалась работа с Джоном, так что в их [с Рэем] отношениях не обошлось без трудностей. Хьюстон сам был в каком-то смысле несостоявшимся писателем и обязательно вносил правки в каждый сценарий, однако писательство давалось ему нелегко – в общем-то, как и мне, и любому другому, за исключением некоторых счастливчиков. Думаю, они с Рэем были слишком разные, а когда настолько плотно работаешь вместе с кем-то, в отношениях неизбежно возникает напряжение. Тем не менее по большей части Джон остался очень доволен адаптацией романа, которую проделал Рэй. Проблема, вероятно, в том, что они проводили друг с другом слишком много времени».
Прислушавшись к совету Виртела, Рэй купил билет на паром, чтобы ехать в Лондон. В день отъезда Хьюстон пришел к нему в отель, а в гостях у Рэя как раз были Пробсты. «Зашел разговор о лошадях, и Джон спросил Лена Пробста, что тот о них знает, – вспоминал Рэй. – Лен ответил, что ничего, а Джон заявил: «Как вы можете возглавлять отделение United Press в Ирландии, если ничего не понимаете в лошадях?» Лен не нашелся с ответом». Хьюстон считал Ирландию страной лошадей и выставил собеседника дураком. «Это было так типично для Джона – оскорбить Лена в моем присутствии. Он злился, что я не лечу самолетом, поэтому отыгрался на Лене», – объяснял Рэй.
Отношения между писателем и режиссером становились хуже с каждым днем. Когда Рэй приехал в Лондон, Хьюстон с ним почти не разговаривал. В его глазах Брэдбери опозорился, потому что не пожелал жить в соответствии с кодексом Хемингуэя. «Человек, посылавший людей в полет к далеким звездам, до ужаса боялся самолетов, – писал Хьюстон в своей автобиографии. – Даже прокатиться в машине его приходилось уговаривать».