– Не надо разговоров, – сказал Калач и прошёл к окну. Он развернулся и начал напирать, вытесняя людей из комнаты. – Вы, наверное, заметили в моих ручонках небезынтересную игрушку. Так вот, господа, она, да будет вам известно, может стрелять. И всё пульками, пульками. Такими, знаете ли, железячками. Летят они быстро, далеко. Выходим, господа, выходим. Спокойно доходим до лестницы, спускаемся и идём на улицу. Если не будете артачиться, всё обойдётся, никто не пострадает, всё-таки как-никак мы не варвары или какие-нибудь тамагочи с рожками да ножками, правда?
– Тамагочи, – усмехнулся Батон, стоя у двери в комнату с канистрой, от которой на всё здание разило бензином – все поняли, что именно задумали пацаны.
Чвакошвили было вскинулся, чтобы оспорить преднамеренное уничтожение его недвижимого имущества, но Егор с Кокошкиным грубо взяли его под руки, цыкнули на него и увлекли из комнаты.
– Тамагочи-гучи-тучи, тра-ля-ля и бру-ля-ля, – приговаривал Батон, поливая комнату бензином.
Батон посетил ещё четыре комнаты, окропил коридор, спускаясь – лестницу, обошёл ресторанный зал, в котором стулья были задвинуты под столики, не забыл о кухне и о спальном помещении хозяев, всюду оставляя соединительный шнур из бензиновой дорожки.
Пятеро мужчин и одна женщина стояли кучкой в десяти шагах от двери кухни позади здания. Калач стоял в стороне, с пистолетом.
– Готово, – отрапортовал Батон, присоединяясь к зевакам, и широко улыбнулся им.
– Молодец, чёртова скотина, – прошипел Чвакошвили.
Кокошкин одёрнул его за рукав. А Батон ещё раз улыбнулся – теперь специально для хозяина превосходного заведения.
Калач достал сигарету, коробок спичек, приблизился к заднему крылечку, закурил… и обронил спичку – огонь побежал внутрь здания.
Не дожидаясь дальнейшего развития событий, Калач с Батоном удалились, оставив посторонних для них людей созерцать пожар.
На прощание, прежде чем сесть в машину, Батон зажёг спичку и кинул её на парадное крыльцо «Кольчуги», и округа довольно быстро озарилась колеблющимся светом и наполнилась дымом и гулким шумом с треском и хлопками.
Через полчаса, когда появились пожарные и полиция, из ближайшего селения уже подоспело изрядное количество любопытных, а вдоль шоссе стояла вереница машин. Кроме Лизы не было никого из бывших при начале пожара: они, страшась объяснений с властями, разъехались, – чем бы они объяснили своё заблаговременное прибытие, как оправдались, если бы их обвинили в умышленном поджоге, смогли бы не выдать тех, кто не пожелал остаться? С пожарища бежал даже Чвакошвили, намереваясь благополучно объявиться позднее в качестве ни о чём не ведавшего, до крайности горюющего пострадавшего, а не причастного к поджогу лица. У четы Чвакошвили не осталось никакой собственности, только старенький фургон Фольксваген Транспортёр.
Затерявшись в толпе, Лиза смотрела на рухнувшее, догорающее здание, над которым зачем-то продолжали суетиться пожарные.
«Кольчуги» больше не было.
Не было пристанища для её бедного Руслана.
Появится ли он теперь? Где ему ступить на землю, где приклонить голову в тот момент, когда он выскочит из своего тихого, тоскливого кошмара?