Вошла Сурувайя. Я не видел ее в те дни, когда они с мужем присоединились к Отряду. Возможно, тогда она была красавицей. Сейчас красавицей ее не назвал бы никто. Да и дети не вызывали желания обнять и погладить по головке. Но все они люди хорошие, хотя и невеселые.
– Тебе удалось ее разбудить! – воскликнула Сурувайя. – Как здорово!
– И теперь нужно, чтобы она не стала прежней. Есть идеи?
– Зачем?
Мы все повернулись к Бубу.
– Что? – спросил я.
– Зачем вы влезли ко мне? Зачем освободили? Я не хочу жить. Потому что у меня нет будущего. Теперь не будет ни спасения, ни чудесного возрождения. Год Черепов никогда не настанет.
Она уже полностью пришла в себя, но осталась мрачной и подавленной. Я опустился перед ней на колени и взял ее за руку, чтобы крепче удерживать в реальном мире.
– Что это означает? То, что ты сейчас сказала?
Вопрос ее озадачил. И я несколько минут делал вид, что не понимаю, о чем она говорит. Я надеялся, что, дав ей возможность объяснить, я ее расшевелю.
Мне еще не доводилось встречать искренне верующего человека, который устоял бы перед искушением поделиться своей конкретной и выстраданной правдой. И Бубу не стала исключением, хотя и взяла медленный старт.
Я не прерывал ее почти до самого конца. До этого момента она не упомянула ничего такого, чего я не слышал бы прежде в той или иной версии. Но потом…
– Извини. Кажется, я что-то пропустил. Так ты сказала, что Год Черепов не станет концом мира?
Бхиджар, старший сын Сурувайи, принес еду и питье. Я попросил его подойти сперва к Бубу. Она жадно выпила кружку воды, потом сказала:
– Да, это конец мира. Этого мира, какой он сейчас. Это очищение. Время, когда все зло и порок будут сметены с лица земли и лишь души, имеющие истинный шанс на искупление, останутся в Колесе Жизни.
Я окончательно запутался. Потому что не понял. Я знал, что обманники хотели ускорить приход Года Черепов. Это как раз и было сутью их культа. Я знал, что большинство гуннитов желает противоположного, но верит, что Год Черепов неизбежен. Потому что это одна из Эпох Творения, четвертая по счету, если считать от начала времен. Но сейчас я впервые услышал, что и после него ожидается нечто. И нечто явно положительное.
– Все зло умирает там бесконечной смертью, – пробормотал я. Потом спросил: – Так ты утверждаешь, что главной задачей Кины было избавление человечества от всяческой швали, чтобы хорошие и праведные смогли попасть в рай?
Раздраженная моей непонятливостью, она затрясла головой и принялась объяснять сначала.
– Пусть приведут мою жену, – шепнул я Аркане.
Я вовсе не такой болван, каким прикинулся в тот вечер перед дочерью, но должен признать, что так и не понял всего, о чем она говорила. Однако я уяснил: Бубу искренне верила в то, что я, уничтожив Кину, лишил мир возможности перейти от нынешней эпохи греха и разврата к эпохе всеобщего блаженства.
Очевидно, предполагалось, что Кина вновь сожрет всех демонов, только на сей раз это будут демоны в человеческом обличье, превратившие жизнь и историю в камеру пыток.
А затем Князья Света займутся своим делом, предварительно придумав совершенно новый порядок вселенского искупления грехов. Разумеется, при условии, что они к тому времени где-то выживут.
Бхиджар привел Госпожу. Увидев, что Бубу пришла в себя, она расплакалась.
Ошеломленный, я смотрел, как она заняла мое прежнее место, встав на колени перед Дщерью Ночи. И это моя жена?! Это воплощение сопливой сентиментальности и есть та самая Госпожа, некогда одним своим именем нагонявшая ужас на целую империю?!
Я не прислушивался к ее воркованию. Должен признать, меня смутило такое поведение. Потому что я никогда не подозревал, что в ней таится столь огромный запас чувств. Наедине со мной Госпожа всегда примеряла на себя остатки своего прежнего образа… когда не удалялась во внутренний мир, где упивалась жалостью к себе.
Дщерь Ночи эта сцена откровенно изумила. Она явно не знала, как себя вести дальше.
Сурувайя тоже смутилась и торопливо вывела своих отпрысков из комнаты. Мальчики ушли быстро – они были не в силах выдержать слоновьи дозы сентиментальности. А Сурувайя, прежде чем закрыть дверь, взглянула на меня с сочувствием.
Я хотел попросить у нее воды, но не успел. Пить хотелось нестерпимо, и я пошел следом за ней. У двери споткнулся. Впрочем, физическая неуклюжесть – чепуха. Мой настоящий недостаток – неуклюжесть умственная.
Выйдя в коридор, я окликнул Сурувайю:
– Принеси, пожалуйста, воды. Мы еще не напились.
Она понимающе кивнула. И снова смутилась, на сей раз потому, что оказалась наедине с мужчиной, который не был ее мужем. Я уже хотел сказать ей что-то ободряющее, но тут услышал крик Арканы. Она звала меня.
Секунда – и я ворвался в комнату.
В руках у Бубу я увидел румел – шарф-удавку, которым пользовались душилы. И этот румел стягивал горло ее матери. В потемневших глазах моей дочери маячил призрак Кины – он-то, очевидно, и придал ей сверхъестественную силу. Аркана безуспешно пыталась оторвать ее руки от румела, а ведь эта блондиночка весьма сильна.